только вчера. Или словно не расставались.
– Привет, – как сложно говорить, вот так, на расстоянии. Что сейчас почувствовал Ян? Как отреагировал? – Это Катя.
Пауза.
Паузу Катя ожидала. Но не могла понять, что за ней скрывается. Удивление? Раздражение? Или он просто не может вспомнить, что за Катя? Надо было представиться Кэт.
– Привет, Кэт! Что-то случилось?
Она улыбнулась.
Та же интонация, что и до расставания. Словно три месяца умело вырезаны при монтаже.
– Я просто соскучилась по твоему голосу, – призналась она.
Катя все улыбалась. Она соскучилась по Яну больше, чем ожидала. До боли в солнечном сплетении. Ей вдруг захотелось встретиться с ним. По-дружески. Поговорить, посмеяться. Она бы чуть флиртовала, Ян бы делал вид, что не замечает этого. Они бы выпили по чашечке кофе в одной из кофеен, где когда-то бывали. А может, еще и по полбокала вина. Поцеловали бы друг друга в уголки губ на прощание. И расстались до следующей встречи. До того момента, когда она позвонит ему снова.
– Кэт, мне не жаль для тебя моего голоса, но…
Казалось, Ян озадачен.
– У тебя все в порядке? – перебила она его.
– Да. У меня все отлично.
– Удача вернулась к тебе?
– С лихвой.
Где-то в его мире женский голос произнес несколько фраз на иностранном языке. Ян что-то ответил. Обычная интонация. В ней не было и капли той нежности, с которой он когда-то общался с Катей.
– А у тебя все в порядке? – спросил Ян.
– Да, вполне.
– Я рад за тебя. Честно, – Ян замолчал, но теперь пауза была выжидающая, как перед прыжком. – Кэт…
Она сильнее прижала телефон к уху. Никто никогда не произносил ее имя так, как он: словно легонько дергал за невидимую ниточку, привязанную к позвоночнику.
– Да?..
* * *
Едва Ян заправил бутоньерку в нагрудный карман пиджака, как в полке туалетного столика завибрировал мобильный. На этот телефон со старым номером звонили нечасто: в основном, должники, реже – старые приятели. Ради них и была затеяна возня с восстановлением сим-карты разбитого телефона. Ян даже близко не допускал мысли, что причина могла быть не в долгах, о большинстве из которых он забыл, и тем более не в приятелях, общения с которыми избегал. Что все это делалось ради одного единственного звонка.
На дисплее высветился незнакомый номер. Ничего не успев почувствовать, Ян поднес телефон к уху.
– Алло!
– Привет… Это Катя.
Могла и не представляться. Ян никогда не забыл бы ее голос. Хотя думал, что больше его не услышит.
Что-то встрепенулось, заныло внутри – и затихло.
– Привет, Кэт. Что-то случилось?
– Я просто соскучилась по твоему голосу.
Ян улыбнулся.
Маленькая милая эгоистка.
Она еще что-то спрашивала про его дела и про удачу, а он что-то отвечал, но уже думал о том, что скажет в конце разговора.
– Ян, ты скоро? – донесся из-за двери нетерпеливый голосок Мерседес. – Мы опаздываем!
Ян убрал телефон от уха.
– Еще минутку.
И снова в трубку:
– Кэт…
– Да? – доверчиво переспросила она.
Ян медлил несколько секунд, прежде чем произнес следующую фразу:
– Не звони мне больше.
Он не сразу сбросил вызов. Дождался, пока Катя ответит.
– Хорошо. Не буду.
И только тогда прервал разговор. Отложил телефон на туалетный столик. Глядя на отражение в зеркале, поправил атласные лацканы смокинга.
– Заходи, я готов! – произнес он по-немецки.
Дверь распахнулась, и в комнату вплыла золотоволосая немка в легком платье изумрудного цвета. В руках она держала букет из тех же цветов, что и бутоньерка Яна. Лучисто улыбаясь, Мерседес покружилась. Платье приподнялось шифоновым облаком – и мягко опустилось на бедра.
– Моя невеста – красавица! – искренне произнес Ян и взял ее за руку.
Глава 32. Молитва
Три года спустя Ян отмечал Рождество вместе со своей женой в Париже.
Мерседес организовала ему четыре выступления в местных клубах. Все они прошли с аншлагом: французская публика оказалась чувствительной к пронзительной музыке Ворона со шрамом. Поговаривали, что его саксофон выплавлен из чистого золота, награбленного в России. Давая интервью таблоиду «Closer», Ян намекнул на криминальное прошлое. Мерседес хохотала, читая статью. Она понятия не имела, как близко он когда-то находился к опасной черте, а мог бы и вовсе ее переступить, не случись ареста Султана.
Теперь парижские выступления остались позади, на столике их крошечного, но уютного номера лежали билеты на утренний рейс в Мюнхен. Это был их последний день в Париже и первый – в череде новогодних праздников.
Обнимаясь, Ян и Мерседес брели по солнечным улочкам, не сверяясь ни с картой, ни с указателями. Балагурили уличные музыканты, Ян щедро им подавал. Его плечо потягивал рюкзак с сувенирами, купленными Мерседес на рождественском рынке. Из рюкзака просачивался аромат лавандовых подушечек из Прованса и марсельского мыла.
Утром на Елисейских полях они съели с десяток блинов, запивая их горячим вином и шоколадом. А теперь день подкатывал к обеду, и легкий голод заставлял Яна внимательнее всматриваться в витрины кафе, спорящих друг с другом за звание самой сказочной. На одной из них северные олени везли сани, груженные подарками: большая алая коробка, перевязанная белым бантом, вероятно, соскользнула к стеклу при резком повороте. На другой – Арлекино раскачивался на огромной елочной игрушке. На следующей – Оле-Лукойе, зажимая в руке спринцовку с молоком, тихо-тихо входил в комнату, где засыпали в кроватках дети.
Мерседес перевела взгляд с ребятишек на Яна и сжала его ладонь.
– Я должна сказать тебе кое-что очень важное. Это изменит твою жизнь. Возможно, очень сильно.
Она медлила, и по ее взволнованному лицу Ян не мог понять, хорошая новость или плохая.
– Я беременна, – вкрадчиво произнесла Мерседес.
Ян остановился.
– Но ты же хотела этого, правда?
Мерседес заулыбалась, не мило и робко, как обычно, а широко, забыв о крупных передних зубах, которых стеснялась.
– Я не знаю… Но так случилось, и я очень, очень счастлива! Это такая замечательная новость! – она приложила к улыбке сведенные, как в молитве, ладони.
– Тогда я тоже счастлив, – Ян крепко обнял ее. – Давай отметим это! Прямо здесь, в кафе с Оле-Лукойе. Но больше никакого алкоголя…
Он открыл перед Мерседес дверь, но не сразу вошел следом. Это, действительно, была замечательная новость. И она действительно сильно изменит его жизнь.
* * *
– Ты скоро уже? – донесся ленивый голос Валеры.
Катя не ответила. Она ходила из угла в угол ванной комнаты, которая вдруг показалась крошечной. Лоб горел от волнения. Это были самые длинные пять минут в ее жизни.
Она знала, что нельзя обращаться
