игры. С того момента, как Игорь угодил в плен и ожидал суда Сената, количество просмотров превысило все мыслимые рекорды. А большинство желающих попасть в Игру требовало предоставить им аватар римского сенатора. В обычное время Эн-Зан проигнорировал бы подобное, вежливо, но твердо пояснив, что в игру нужно входить, выбирая нейтральных персонажей. Но в этот раз все было по-другому. Уровень поддержки как Мирного Герцога, так и Нагибатора, достиг такого уровня, что если Эн-Зан запретит напрямую вмешиваться в их судьбу, то собственноручно поставит крест на своей карьере. Среди обоих лагерей присутствовали очень влиятельные занникунцы, способные испортить жизнь любому.
Чувствуя, что ситуация медленно, но верно выходит из под контроля, хозяин Ареала решил быть фаталистом и довериться течению событий. Рано или поздно они приведут к какому-либо финалу, и тогда уже стоит решить, как использовать ситуацию в свою пользу.
* * *
Конвоиры привели меня в небольшую светлую комнату. Здесь стояла незастеленная кровать, на которой лежала одежда. Судя по всему — для меня.
Оба сопровождающих встали с двух сторон от двери, а тот, что немного повыше, кивнул головой в сторону двери в правой стене:
— Там ванна. Вымойся. От тебя воняет так, словно ты искупался в отхожей яме. Чистая одежда на кровати. И поторопись. Когда я долго жду, то начинаю скучать. А лучший способ избавиться от скуки — заехать кому-нибудь в рыло.
Может, ты мне и намылиться поможешь, говнюк? Впрочем, этот комментарий я оставил комментарии при себе. Сейчас не то время и не то место, чтобы позволять себе шутеечки шутить.
Так что я молча прошел в соседнюю комнату, посреди которой стояла бронзовая ванна, заполненная водой. Я вдруг резко понял, что чертов конвоир был недалек от правды, насчет отхожей ямы. Поэтому быстро скинул с себя зловонную одежду, потрогал воду рукой. Кто-то был столь любезен, что не просто натаскал воды, но еще и подогрел ее. Поэтому я аккуратно залез внутрь, не сдержав сладостного стона. Прикосновение теплой воды оказалось до одури приятным, даже несмотря на отсутствие мыла.
Из ванной я вышел другим человеком. Даже грозный окрик моих тюремщиков не смог испортить кратковременного хорошего настроения.
Натянул кожаные штаны, свободного покроя рубаху и, о чудо, кожаные сапоги, которые даже прибавили 1 пункт к защите. Толку от этого, конечно, как с козла — молока, но хотя бы не сандалики.
Показав своим наблюдателям, что я готов, мы пошли чередой коридоров. За то время, что меня вели, словно глупого ягненка на убой, я дважды порывался выхватить у кого-нибудь из них оружие и попытаться вырваться. Но всякий раз гнал подобные мысли. Каждый был мало того что отлично экипирован, так еще и на пять уровней выше меня. Так что подобный перформанс мог стать лишь экзотическим способом самоубийства.
Наконец мы оказались перед небольшой неприметной дверью и мои конвоиры остановились. Высокий, явно главный в этой парочке, приблизился и с угрозой в голосе сказал:
— Сейчас ты предстанешь перед Сенатом Великой Римской республики. Веди себя прилично, дикарь. Не смотри никому из отцов города в глаза. Если мне покажется, что ты был недостаточно учтив, то я превращу оставшиеся тебе дни в такой кошмар, который не способен наслать даже Фобетор. Помни об этом, варвар. А теперь иди.
За дверью оказался огромный светлый зал в форме круга. Вдоль стен стояли разноуровневые сиденья с деревянными вогнутыми спинками. Свободных мест практически не наблюдалось. По моим прикидкам, в зале сидело человек триста. Молодые, старые, худые и толстые, все как один повернулись в мою сторону. Висящий в воздухе многоголосый шум стих.
В такой ситуации я, по идее, должен был основательно струхнуть, но отчего-то произошло наоборот. В груди поселилась какая-то бесшабашная смелость и я уверенно зашагал к большой мраморной трибуне в середине зала, встав в очерченный перед трибуной круг.
То ли моя наглость произвела впечатление, то ли сенаторы просто не торопились начать. Минут пять все с интересом разглядывали меня, словно опасного диковинного зверя.
Наконец, с первого ряда поднялся человек в богатой, украшенной золотом тоге. Немолодой, но крепкий, с заметной проседью в волосах.
— Достопочтимые патриции! Пожалуй, я начну на правах принцепса. Сенат собрался сегодня, чтобы решить судьбу этого человека. Он подло воспользовался гостеприимством римлян. Этот варвар обвиняется в осквернении храма Минервы, нападении на латифундию уважаемого Клавдия Руфуса Клета, умерщвлении его охранников. Кроме того, после нападения бесследно исчезли сам Клавдий и жрец Плутона Мамкин, что позволяет думать об их кончине. Кто-нибудь хочет высказаться?
— А это не тот ли Мамкин Нагибатор, о котором в Риме сложилась не самая приятная молва?
Знакомый голос. Я повернулся на звук и узнал того самого землевладельца, которому помог с одурманенной нимфой. Человек не стал показывать жестами, что узнал меня, но глаза говорили об обратном. Я почему-то сразу понял, что он на моей стороне.
Тут на его тоге я разглядел небольшое украшение. Золотая побрякушка с рубинами в виде цветущей розы. Либо это простое совпадение, либо Розмари успела с ним поговорить.
— Слухи всегда остаются лишь слухами, Любезный Константин. Вы же знаете, что черни только дай повод поболтать.
Голос принцепца был предельно вежлив, но вместе с тем наполнен ядом. Не знаю, как у него это получилось. Годы практики, не иначе. Однако сразу стало понятно, что особой любви между этими двумя нет.
— Мне это прекрасно известно, уважаемый Августин. Только вот в домусе уважаемого Клавдия был обнаружен весьма необычный дорожный камень. Приглашенные мной жрецы Юпитера сказали, что это не что иное, как портал в Подземный мир. Жрец Плутона, врата в царство мертвых, которые находятся на территории Клавдия… Вам не кажется это странным?
— Хотите сказать, что этот варвар оказал услугу Риму и мы теперь должны его расцеловать и отпустить? — глумливо поинтересовался принцепс?
— Общую мою мысль вы уловили. Жрец явно преступил границы дозволенного и вырастил Плутониум. Прямо под боком у Рима! И Клавдий как минимум не препятствовал ему в этом.
Оппонент с плохо скрытой ненавистью посмотрел на моего заступника.
— Этот человек убил граждан Рима! — холодно отчеканил Августин, чьего имени я все еще не знал. — Любой, кто поднимает оружие на римлянина, должен быть наказан.
В зале раздался гул, причем в нем слышались как одобрительные, так и недовольные голоса.
Кстати, Первый Консул тоже был тут. И, несмотря на мрачную, словно туча, рожу, не делал попыток выступить.
— С этим никто не спорит. — Казалось, спокойствие Константина не смогло бы пошатнуть даже извержение вулкана. — Я лишь хочу и настаиваю,
