прикрыв глаза от удовольствия и тихого, щекочущего душу счастья. Поцеловала сына в волосы. Приподняла веки и наткнулась на взгляд Егора. Мягко улыбнулась.
– Я тебя тоже люблю, Тим.
Сын обнял Егора, выбрал среди кучи свёртка один, с новой клюшкой, и пошёл к себе.
– Спать с ней будешь? – насмешливо спросил Дымов вдогонку.
Смешинки отражались в его глазах, и это прибавляло ему сходства с мальчишкой, делало их с Тимом ещё больше похожими друг на друга. Вчера, когда мы делали последние покупки в супермаркете у дома, совершенно незнакомая женщина в очереди поразилась их сходству. А я… Я просто улыбнулась, заметив, как они одновременно потянулись к одной и той же шоколадке.
– С Новым годом! – сказала, когда мы остались одни. – У меня…
Телефон Егора зазвонил, не дал договорить. Дежавю. Я зажала между ладонями приготовленный подарок, мысленно досчитала до трёх.
Егор посмотрел на дисплей и взял трубку. Я поняла, что это его отец. Никакое не дежавю. Всего лишь новогодняя ночь. Больше не будет ни Канады, ни НХЛ, ни разлуки в десять лет и жизни на краю. Больше ничего не случится. Всё будет хорошо.
– Спасибо, пап, – ответил Егор, выслушав порцию поздравлений. – Мы тоже тебя поздравляем. Погоди… – Он переключил на громкую связь и положил телефон на стол.
– С Новым годом, Михаил Васильевич! – присоединилась я. – Здоровья вам побольше! Ждём вас в гости.
– Это обязательно, – отозвался отец Егора. – Внук мой где? У меня для него целый новогодний мешок.
Я засмеялась, Егор тоже. Чтобы вместить всё, что эти двое ему надарили и, я подозревала, собирались надарить ещё, нужно было покупать новый шкаф. Но остановить Егора, когда он сносил полки реальных и виртуальных магазинов, было невозможно. Учитывая, что с отцом они похожи, представить, что будет, когда тот приедет, страшно.
Обменявшись пожеланиями, мы было попрощались. На заднем фоне послышался женский голос. Михаил замолчал.
– Егор, тут мать…
Егор резко выключил динамик. Опять поднёс телефон к уху и встал. Я сжала подарок, бантик упёрся в ладонь, а ниточка от него скользнула по ноге.
– Не надо, отец, – отрезал Егор. – Я не хочу с ней говорить. Тем более сегодня.
– Егор, – позвала я тихо. Дождалась, когда он посмотрит на меня. – Она всё-таки твоя мать.
Но он был непреклонен. Сказал только, чтобы отец передал ей его поздравления, и закончил разговор. Я вздохнула.
– Ты мог бы хотя бы выслушать её.
– Выслушаю в другой раз. Не сегодня.
– Она тебе не чужая.
– Она отняла тебя у меня на десять лет, Лина. И сына тоже.
– Но сейчас я тут. Ты вернулся, и я с тобой.
Он пересел ко мне. Обнял и поцеловал в висок, в шрам от огня. Я знала, что он никогда не простит её, да и что сама не прощу, тоже знала. И всё-таки собиралась сделать всё, чтобы их с Валентиной отношения стали лучше. Не ради неё – ради Егора.
– Позвони ей завтра, – попросила я, подняв голову. – Коротко поцеловала в губы. – Пожалуйста.
– Посмотрим. – Он накрыл мою сжатую в кулак руку ладонью. Бантик зашуршал, и Егор, глянув на болтающуюся ленточку, выразительно поднял бровь.
– У меня для тебя подарок, – улыбнулась я.
– Ещё один?
– Особенный.
Я разжала пальцы. Что именно было перевязано перламутровым бантом, Егор сообразил быстро. И всё равно, взяв, впился взглядом сперва в тест, потом в меня. Тайфун пронёсшихся в нём чувств отразился в глазах.
Я ждала его слов почти не дыша. Но Егор не сказал ничего. Сгрёб меня в медвежьи объятья и, зарывшись носом в волосы, с шумом вдохнул. Слова перестали быть нужными. Я сидела, укутанная его теплом, его запахом, а на столе в широком стеклянном подсвечнике горела свеча. Два язычка пламени тянулись вверх, как близнецы. Или как двое, не умеющие быть друг без друга самими собой.
– Я люблю тебя, Егор, – словами по его коже.
Поцеловала возле расстёгнутого ворота рубашки. Стало спокойно. Словно прошлое и настоящее наконец соединились в одно, словно случилось то, что должно было случиться тогда.
– Я тебя тоже люблю, Ангел. – Он сунул руку в карман. – Выходи за меня.
Опомнившись, разжал кулак и неловко открыл коробочку. В ней было кольцо.
– У тебя проблемы с памятью, Дымов. – Не прикасаясь к коробке, я вытащила колечко. Удивительно изящное, из белого металла с розоватым камнем… Но даже если бы оно было сделано из проволоки, для меня бы это ничего не изменило.
Егор сдвинул брови. Я выразительно посмотрела на него и надела кольцо.
– Я же уже сказала тебе да. Забыл?
– Ни хрена ты мне не сказала.
А ведь и правда не сказала. Он же не спрашивал.
– Как будто оно тебе надо.
Я посмотрела на руку, на кольцо. Егор тоже. Накрыл мою кисть, погладил, а потом переплёл пальцы. Из телевизора звучала старая песня. Прислушавшись, я подумала, что слова подходят к нашей истории.
Егор тоже прислушался. А потом взял пульт и выключил звук. Я попыталась воспротивиться, но он приложил пальцы к моим губам.
– Любовь – миг. Жизнь – миг, Ангел. Правильно он поёт. Я свой миг хочу прожить для тебя и детей. Иначе в этом нет смысла. Иначе это всего лишь пепел.
– Да, – прошептала я сквозь набежавшие слёзы.
– Вот видишь.
– Я не об этом, Дымов. – Улыбнулась уголками губ. – Да, я выйду за тебя. Если, конечно, тебе нужен ответ. Что-то мне подсказывает, что ты уже всё решил за меня.
– То, что тебе это подсказывает, подсказывает правильно.
Не размыкая рук, он обхватил мою шею. Долго смотрел в глаза.
– Я люблю тебя, Ангел, и буду любить всегда.
Наклонившись, прижался мягким, спокойным поцелуем. Кончиками пальцев гладил голову и целовал, согревая язычками исцеляющего пламени. Того, дым которого не въедается в лёгкие и которое не превращает в пепел.
– Всегда, – отозвалась я эхом. Посмотрела на Егора и, взяв пульт, включила звук. Но песня почти закончилась.
– «…для тебя», – донеслось из динамика на последних аккордах.
Егор взял пульт и швырнул в сторону. Притянул меня и опять поцеловал. Опять нежно, спокойно, забирая остатки страхов и боли.
– А я для тебя, – шепнула я между поцелуев. – Для нас.
