соседней комнате. Напоследок взглянул на настенный монитор и убедился, что с сынишкой всё нормально – младенец спит, все показатели в норме, а ночная дежурная Ласси-Яна бдит и исправно выполняет свою работу. После чего поспешил на выход вслед за ушедшим Валентином Устиновым.
На шестигранной левитирующей платформе мы направились к потолку гигантского зала прямо к месту недавней аварии. Водопад уже несколько часов как иссяк, последствия по большей части устранили, и по расширенному проходу можно было перемещаться прямо на левитирующей платформе. Мы достигли закрытых шлюзовых ворот, но дежурный открыл перед нами проход, пропустив безо всяких вопросов. Выше! Ещё выше! Настолько далеко я ещё никогда не забирался, но мой провожатый и не думал останавливаться, поднимая платформу всё выше по наклонной ледяной шахте.
– Выключи фонарь, Комар! – предложил мне учёный, и сам тоже проделал это.
Я послушался совета и погасил фонарь. И сразу же увидел впереди в самом конце туннеля неяркий, но вполне заметный свет!
– Там выход?! Вы прокопались до поверхности! Может, нам нужны кислородные маски или скафандры?
– В принципе кислородные маски нужны, поскольку давление на поверхности всего тридцать килопаскалей – треть от земной нормы. Но вход там загерметизирован… впрочем, сам увидишь, Комар!
Дальнейший путь мы прошли пешком по рыхлому льду. И я сам увидел то, о чём говорил лидер «научников» – на последних нескольких десятках метров все стены туннеля для герметизации и уменьшения угрозы обвала были покрыты толстым слоем какого-то серого застывшего пластика. А над самим выходом на поверхность раскинулся просторный шатёр из прозрачной плёнки. Тут уже находилось несколько человек из числа «метростроевцев» и научных бригад, но люди просто стояли и молча рассматривали открывшееся зрелище. Молчал и я, слишком шокированный, чтобы говорить и нарушать торжественность момента.
Вокруг на триста шестьдесят градусов, насколько хватало глаз, постиралось тёмно-синее ледяное поле. Неровное, изрытое бесчисленными воронками и трещинами, оно уходило за горизонт. А над всем этим… раскинулось яркое и слегка пульсирующее звёздное море. Миллионы, миллиарды самым разнообразных звёзд! Ночное небо выглядело более живым и гораздо плотнее наполненным огоньками, нежели на Земле. Причём сразу три звезды выделялись своими большими размерами и яркостью – где-то раз в сто ярче обычных звёзд. Одна из этой тройки звёзд была ярко-голубой, две остальные бело-жёлтыми. Ещё я видел сразу две яркие кометы и пересекающий ночное небо плотный шлейф из огоньков – по-видимому, так выглядела соседняя обращённая к нам «ребром» галактика.
– Вон там, – стоящий среди наблюдателей герд Алекс Бобл оторвал от глаза миниатюрную подзорную трубу и указал рукой куда-то в небо, – крупная рыже-оранжевая планета, кольца которой можно заметить даже невооружённым взглядом. Ещё видел одну планету тёмно-фиолетового цвета, но она минут пятнадцать назад зашла за горизонт. И вот что скажу вам, коллеги, мы совершенно точно не в Солнечной Системе. И очень похоже на то, что даже не нашей галактике!
– А ещё… – заговорил седой бородатый учёный, с которым я лично знаком не был, хотя несколько раз видел его в составе научных групп, – примерно через сорок минут будет рассвет. Вооон там, – указал он рукой на горизонт, – взойдёт местное светило. И мы впервые своими глазами увидим солнце этого мира!!!
Глава двадцать пятая. Чужим здесь не место
Лично мне цвет солнца этого мира показался тёмно-оранжевым, хотя мнения других наблюдателей на этот счёт разделились. Кто-то назвал звезду красной, кто-то оранжево-коричневой, нашлись даже не увидевшие различия с привычным земным Солнцем. Уже через минуту светило полностью показалось над горизонтом, и наш спор затих сам собой, поскольку сперва смотреть на звезду стало больно из-за слишком яркого света, а ещё через несколько минут лёд на поверхности планетоида вскипел, и плотный водяной пар скрыл от нас предмет спора.
И лишь тогда высказался астроном из команды герд Алекса Бобла – тот самый седой старик с бородой до пояса, до этого снимавший на установленной на треногу профессиональную камеру процесс первого рассвета и делавший при этом ещё массу каких-то замеров. Астроном авторитетно заявил, что класс светила однозначно «красный карлик», и что это наиболее распространённый тип звёзд во Вселенной. Такие звёзды самые холодные и тусклые, но при этом самые долгоживущие и безопасные для соседей. «Красному карлику» не суждено стать сверхновой и взорваться, не грозят иные катаклизмы и превращения, такая звезда будет сотни миллиардов или даже несколько триллионов лет медленно и методично перерабатывать водород в гелий, пока термоядерный процесс не остановится.
– А что дальше будет с погасшей звездой? Остывшее газовое облако? Или у него будет иметься плотное ядро, и сформируется массивная супер-планета?
– Неизвестно, что будет дальше, правитель Комар Ла-Фин, – с уважительным поклоном ответил мне старик. – Вселенной всего-то восемь миллиардов лет. Ну или, по некоторым научным теориям, одиннадцать миллиардов. В любом случае не больше двенадцати-пятнадцати. И потому крайне трудно предсказать, что случится через двести миллиардов лет, а тем более через триллион. Возможно, возникнут совсем иные физические условия, или пойдёт другой ход времени, и в звёздах начнутся ранее недоступные процессы, о которых человечество пока что даже не догадывается. А возможно «красные карлики» будут светить до окончания времён – должно же во Вселенной быть что-то стабильное?
Дальнейший разговор перешёл в философский спор учёных двух альтернативных миров, по мне так напоминающий скорее пустой трёп, я быстро заскучал и отправился обратно к жилому комплексу. Из важного за это время услышал лишь ответ на вопрос об уровне радиации на поверхности астероида. На тёмной стороне планетоида «ночью» было совершенно безопасно, а вот «днём» в лёгком скафандре без радиационной защиты без вреда для здоровья можно было находиться не более сорока минут. И поскольку шатёр над головой защиты не давал, учёные собирались тоже вскоре уходить вглубь планетоида.
***
Дел в Убежище было просто по горло, и я самым активным образом включился в работу. С раннего утра и до второй половины дня копался на складе деталей в ангаре звездолётов, выискивая в схожих на вид потрескавшихся пластиковых контейнерах запчасти для восстановления ремонтных ботов. Механические помощники, на которых я очень рассчитывал, напоминали плоских металлических многоножек «Кирсанов» с моего корабля, пусть увеличенных раз в семь и с другим набором конечностей, так что я надеялся наладить с ними общение и активно использовать в работе. Вот только сорок пять тысяч лет – большой срок, и ремонтная техника сама находилась в весьма плачевном состоянии. Даже выглядевшие
