на Мэрили, ни на кого-нибудь из них. Он смотрел на свирепое лицо серой статуи, возвышавшейся над ним. – Но мы не смогли победить твоих меднокожих дьяволов. Они прикончили нас, одного за другим, и послали нас в ад на поиски тебя.
– Лежи спокойно, и все будет в порядке, – сказала ему Мэрили, но этот странный бред продолжался.
– Ты белый, говорили они, и они белые, поэтому они посылали белых людей в ад искать тебя, чтобы ты вернулся к ним. Послали всех пятьсот, одного за другим. Я последний. Может, я найду тебя. Может, найду тебя в аду, если скажу, что они хотят твоего возвращения, Кукулкан.
Джимкорбин хмыкнул, и его пальцы впились в плечо Дикара.
– Ты слышишь меня! – крикнул Хенсмолл; он с огромными усилиями сел. – Я последний, и я не пошлю тебя к ним, и поэтому они не победят. Никогда…
Он кончил страшным хриплым смехом, его худое тело изогнулось и упало назад на каменную платформу. Он лежал мертвый.
– О, – прошептала Мэрили.
– Ему лучше, чем нам. – Рот Джимкорбина мрачно поджат, лицо в морщинах. Он взял Мэрили пальцами за подбородок, поднимая на ноги. – Его беды кончены. Пошли, пора убираться отсюда. Дикар, Бессальтон, пошли!
* * *
Бессальтон остановилась, повернувшись к черной дыре, через которую они пришли.
– Кажется, буря кончилась. – Она пыталась отвлечься от того, что они только что видели и слышали. – Я не слышу ветра.
– Да. Продолжалось не так долго, как первая часть урагана. – Джимкорбин смотрел в другое отверстие, из которого в пещеру доносился гул широкой воды. – Но волны какое-то время еще будут большими, слава богу.
Мэрили повернулась к нему.
– Почему ты это сказал, Джимкорбин? Почему радуешься тому, что волны еще большие?
– Потому что… – Он замолчал, и его лицо, изрезанное морщинами, показалось очень старым. – Ну, хорошо, – решил он. – Мне нет смысла скрывать. Пока на море волнение, этот вход недоступен, и так как второй тоже закрыт, мы здесь в безопасности.
– В безопасности? От кого?
– От майя, конечно. Они…
– Но ты сказал, что майя давно исчезли.
– Я сказал, что исчезла их цивилизация. Сам народ не исчез. Выродился, одичал, но он по-прежнему рыщет в джунглях. Я это знал. Но не знал, что жива их религия, религия человеческих жертвоприношений. Их преклонение перед Кукулканом.
– Так Хенсмолл назвал эту ужасную статую.
– Совершенно верно. Это позволило мне разгадать его бред. Кукулкан был – ну, человеческой персонификацией их бога, что-то вроде нашего Иисуса Христа.
Как говорит легенда, когда-то он жил среди людей, и это были золотые дни майя. Очень давно он ушел, и начались их беды. Но они верят, что когда-нибудь он вернется на землю и возвысит их к прежней славе.
– Они делали его статуи. – У Мэрили были большие глаза. – И убивали людей перед статуей, чтобы они нашли Кукулкана и попросили его вернуться.
– Да. Но это не подействовало, и наконец они сдались. Но чтобы все понять, вы должны знать, что в древних легендах Кукулкан не был меднокожим. Он был белым.
Так что когда здесь в джунглях появились белые беженцы, майя подумали, что поступали неправильно, посылая меднокожих вестников, потому что Кукулкан должен находиться в белой части Иного Мира.
Остальное понятно. Они захватывали американцев, когда была возможность, и…
– И приводили их сюда, – прошептала Бессальтон. – Убивали одного за другим. Какие звери!
* * *
– Нет! – Мэрили взяла Бессальтон за руку. – Не называй их так, потому что мы делали почти то же самое. Мы убивали людей, чтобы нам было лучше. Разве это почти не одно и то же?
– О! – воскликнула Бессальттон. – Как ты можешь так говорить? Мы были на войне…
– Подождите! Подождите вы обе! – Джимкорбин пытался улыбнуться, но у него были слишком напряжены губы. – Сейчас вы должны думать, как нам убраться отсюда, прежде чем море успокоится и птички вернутся.
– Почему ты считаешь, что они обязательно вернутся, когда море успокоится? – поинтересовался Дикар. – Ведь они считают, что Хенсмолл последний из белых. Зачем им возвращаться?
– Потому что они не кончили. Я много читал о них в детстве и знаю, что это жертвоприношение не закончено.
– Как? Что значит не закончено?
– Его сердце… Дьявольщина, Дикар, я не хочу объяснять этот кровавый обряд. Но поверь мне: они ушли отсюда из-за урагана до того, как закончили, поэтому они вернутся. И если, вернувшись, застанут здесь нас – еще четырех белых – ну, то, что произойдет с нами, будет очень неприятно. Нам нужно убираться отсюда.
– Куда? Куда нам идти?
– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
– В джунгли? – спросил Дикар. – Думаешь, мы там будем в безопасности? Пятьсот американцев не были, нет. Нет, Джимкорбин. Я не хочу, чтобы на меня охотились днем и ночью. Я говорю: мы останемся здесь и, если твои майя придут, умрем, сражаясь с ними.
– Отлично. Прекрасное чувство, мой мальчик. Только одно неверно. Посмотри на нас. – Джимкорбин широко развел руки. – Нагие, как в тот день, когда родились. Чем мы будем сражаться?
– Дикар! Джимкорбин! У нас есть чем сражаться. – Мэрили была возбуждена. – Есть одежда, и есть оружие. У нас много всего.
– У нас есть оружие? – Джимкорбин уставился на нее. – Где?
– Здесь. За камнем, который мы отвернули. – Она схватила его за руку и потащила. – Идем! Я тебе покажу.
* * *
Они обошли большой камень, прошли через то место, где он стоял, и свет факелов на стене большой пещеры бросал их тени вперед, на помещение, в котором текла вода.
Дикар прошел в это помещение и в тени увидел яркие и сверкающие цвета – зеленые, алые, синие, желтые.
– Боже! – выдохнул он. – О, боже!
Синими, алыми и зелеными были перья, висящие на каменной стене. Плащи, сплетенные из перьев. Пояса. Головные уборы с длинными перьями, каких Дикар никогда не видел.
А желтое – это золото. Золотые чаши и кубки, блюда и тарелки, наваленные грудами в нишах другой стены, сотни, а рядом золотые копья, золотые луки с тетивой из золотой проволоки, золотые ножи с рукоятями из зеленого прозрачного камня, вспыхивающего в тусклом свете так ярко, что Дикару было больно смотреть. И на всех этих золотых вещах были изображения, глубоко врезанные прекрасные изображения людей в одежде из перьев.
– Сокровищница, – прошептал Джимкорбин. – Золото, которое искали конкистадоры и прятали от них индейцы. Огромное состояние – и для нас оно бесполезно. Я отдал бы всю эту груду за сытный обед.
– Еда тоже здесь есть, – ответила ему Мэрили. – Вот здесь.
Она побежала в другой конец помещения, откуда доносилось журчание
