Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Синяя «Альфа-Ромео», которую он не слишком любил и крайне редко использовал, неспешно катилась в потоке машин на выезд из города. Каких-то три-четыре часа плюс граница, и он будет (традиция!) смаковать отличный виски на борту бизнес-джета, дожидающегося его в маленьком аэропорту финского Тампере.
– Помню, а как же? – прошамкала сухонькая старушка, больше всего похожая на египетскую мумию, вдруг восставшую и нарядившуюся в пестрый плюшевый халат, вместо положенных ей бинтов.
Дежин сидел на краешке неустойчивого табурета в полутемной комнате коммунальной квартиры. Единственное окно, узкое и длинное, было совершенно не способно разогнать полумрак под высоченным потолком. Старушенция – Елизавета Марковна Шипко – больше сорока лет проработала в одном НИИ с профессором Ярковским, и было неожиданной удачей обнаружить, что она не только до сих пор жива, но и читает лекции студентам в свои восемьдесят девять лет.
– Антоша был блестящим ученым, знаете ли, – вздохнула старушка и аккуратно наполнила чашку Дежина подозрительной черной жидкостью.
Запахло мокрым веником, прелой осенней листвой и чем-то еще, не менее прелым. Так пахнет в остывшей бане, где к мокрым полка́м прилипли выпаренные березовые листья, а истрепанный веник топорщится облезлыми прутьями в полупустой шайке. Мучительно сглотнув враз пересохшим горлом, Дежин кивнул с преувеличенной благодарностью и с отчаянием самоубийцы попытался ухватить тонкое ушко изогнутой ручки. Чашка странной формы, явно ровесница своей хозяйки, опасно накренилась, обещая залить стол щедрым угощением старушки. Дежин бросил короткий взгляд на хозяйку дома и едва не вскипел – она внимательно наблюдала за его неловкими попытками. Ее глаза, неожиданно молодые на сморщенном, изломанном морщинами лице, светились веселым любопытством.
– Елизавета Марковна, – обратился к ней Максим, наступив на горло подкатившему раздражению (старушка забавляется над ним от скуки, понять и простить), – над чем профессор работал в последние годы?
Она вздохнула, отошла к окну и аккуратно выудила что-то из стеклянного бокала с широким горлом. Что-то оказалось вставной челюстью, которую, стыдливо отвернувшись, Елизавета Марковна вставила в рот. Закончив эту неаппетитную процедуру, она вернулась к столу.
– В последние годы, молодой человек, он совсем не работал. Носился со своей нелепой теорией психоэмоционального излучателя, как с писаной торбой и слушать ничего не желал. Забросил свой отдел, сотрудников, аспирантов, а ведь институт в те годы едва держался на плаву… – Дикция старушки изменилась кардинально. Несмотря на то что некоторая шепелявость и присвист остались, теперь ее речь звучала вполне членораздельно. – Выпроводили его на пенсию обиженным на весь белый свет. Он писал жалобы в Академию наук. Кажется, даже президенту писал, Ельцину, еще до того, как душевное расстройство у него диагностировали. Но мы-то знали, что с ним все в порядке. Это, понимаете ли, среди людей науки не редкость – зациклиться на одной идее и считать все контраргументы происками бездарей. Увы!..
Старушка печально улыбнулась, растянула сухие губы, прячущиеся в складочках вертикальных морщин, взяла свою чашку за пузатые, круто выгнутые бока и смилостивилась над Дежиным:
– Неудобная посудина, правда? Но я привыкла. Вы по-простому, вот так берите…
– А что за теория? Где можно с ней ознакомиться? – быстро спросил Максим, пока хозяйка дома не передумала говорить и не выгнала его прочь, как неудачливого студентика.
– Сама по себе теория, может, была и неплоха, – пожала сухонькими плечами старушка, – с чисто академической точки зрения. Но практического воплощения она не предполагала. Антоша не сумел даже доказать, что его пси-волны могут существовать в реальности, а уже рвался ими управлять.
Она медленно, неуклюже поднялась со стула, на котором сидела, и Дежин снова увидел ожившую мумию – костлявая фигурка в нелепом халате, поблескивающие из глубоких глазных впадин искорки живого огня.
– Сейчас… – в ее речи осталось много шипящих, и получилось «щчищас».
Она подошла к громадному старинному книжному шкафу – доминанте всей комнаты – и распахнула стеклянные дверцы одной из его секций, где совсем не было полок, а книги и бумаги высились неровными горками. Пробежалась иссохшими, словно паучьи лапки, пальцами по корешкам в полутораметровой стопке пожелтевших от времени папок и выудила одну из них, не самую толстую.
– Вот – то, что вам нужно.
Папка бесшумно легла на застеленный обычной клеенкой стол. Дежин сделал глубокий вдох и одним махом заглотил остывший, горький, терпкий, отвратительно крепкий чай. Больше отблагодарить старушку было нечем, а простого «спасибо» было явно недостаточно. Дежин, не напрягаясь, представил, как вцепится в эту папку полковник Гречин.
Максим заметно нервничал, когда вез меня в исследовательский центр. Его горячая ладонь то и дело смещалась с рычага, разделявшего пространство между нашими сиденьями, и накрывала мою руку. Я чувствовала ток крови в его пальцах – быстрые, сильные толчки.
– Максим, я не боюсь, – в пятый раз за утро попыталась объяснить я, но он решил бояться вместо меня.
Это было странно – пугающе и приятно. Пугающе – потому что я до сих пор не могла поверить в свалившееся на меня счастье. Человек, который мне более чем небезразличен (Светка, окстись, ты же втрескалась в него по уши!), переживает за меня больше, чем я сама. Странно, потому что я действительно не понимала его опасений. Роль подопытного кролика – не самая приятная, но я пережила такое однажды, когда мама, из лучших побуждений, отдала меня в лапы проходимца-профессора, переживу и теперь. Зато появилась надежда, что мы сможем разобраться в поведении Твари и, может быть, получится найти ее стаю.
– Ты сможешь связаться со мной и с Тамарой Георгиевной в любое время, полковник дал слово, – глухо сказал Максим.
– Буду звонить, не волнуйся. И Вячеслав не даст меня в обиду, – ответила я и уткнулась лбом ему в плечо, пряча невольную улыбку.
Получалось, что я утешаю мрачноватого, сурового и сильного капитана, как ребенка. И мне это нравилось! Мне, но не ему. Совершенно не скрывая того, что не доверяет людям хладнокровного и жесткого, как бетонная плита, полковника, Максим переживал за меня, словно я была невесть какой ценностью для него лично. Ах, как бы мне хотелось, чтобы так оно и было! Вместо того чтобы прислушаться к его опасениям, я млела, как последняя дурочка, купаясь в проявлении его чувств. Букет цветов, наше единственное неудачно закончившееся свидание – какая же это ерунда! Поминутное касание широкой ладони, как будто он тоже лишился возможности видеть, и на ощупь пытался убедиться, что я рядом, – вот, что дарило мне надежду, от которой тревожно и сладко ныло в груди. Даже Тварь, висящая над нашими головами, не могла испортить мне настроения.
Мы вышли из машины, но Максим не торопился идти. Вместо того чтобы уже привычно взять меня под локоть, он неожиданно притянул меня к себе и обнял. От неожиданности я чуть не выронила трость, а капитан просто стоял, вздыхая мне в макушку, цепляясь небритым подбородком за волосы, и молчал. Я повернула голову и прижалась ухом к его груди, где туго и часто билось сердце. Сколько бы я ни представляла себе в мечтах, как должно выглядеть счастье, такого в голову не приходило. Если бы эту минуту можно было остановить, продлить до бесконечности, я бы отдала все, что угодно, но Максим отпустил мои плечи и сделал шаг назад. Мир опустел, дунул прохладный ветерок, заполняя пустоту между нами, и я сделала первый шаг навстречу неизбежному.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
