Затем пошли по окраинам юго-запада города Бреста. Как дошли до пограничной полосы, нашей заставы, остановились. Наш штаб дивизии в лице генерал-майора Мышкина и начальника штаба полковника Шапошникова стали на колени на свою советскую землю, поклонились, поцеловали землю и сказали: прими нас мать-Родина с военного похода и с победой над фашистской Германией. Данную нами присягу выполнили с честью. Многих однополчан, товарищей потерял, но они навсегда останутся в моей памяти. В конце сентября была первая демобилизация старших возрастов и тех, кто имел ранения. Демобилизовался я в конце декабря сорок пятого года.
Когда я воевал на фронте, моя жена Катя, моя мама Матрёна Андреевна, сын Павел десяти лет и дочка Лидочка, которой не было и двух лет, остались без запаса продовольствия, не было своего угла, жили по чужим квартирам. Семья моя хватила лиха, трудно сейчас все описать. Они пухли от голода. Жена часто обращалась за помощью во все инстанции района. Ей отвечали: понимаем, числитесь у нас как остро нуждающаяся, первая в списке, но помочь вашей семье нам нечем. Когда я получил от жены такое письмо, что дети пухнут от голода и власти в помощи отказали. Я написал в Президиум Верховного Совета СССР на имя Михаила Ивановича Калинина, который вмешался в это дело и обязал немедленно оказать помощь моей семье. Помощь оказали, но разве нельзя было это сделать без вмешательства Москвы? И это случилось всё потому, что работники, выполняющие эту работу и следящие за жизнью наших семей, должны быть справедливыми, а они делали все наоборот. Увы, но такое было. Война мучительно отразилась на женщинах, стариках, детях подростках, вся тяжесть легла на их плечи. Поклон вам низкий».
Прочитав дневник Василия Николаевича, я окунулась в то тяжкое военное время, в годы лихолетья, ведь мой отец тоже воевал, вернулся раненым и контуженным. Сколько всего натерпелась моя мама с малыми детками в тылу? Сколько всего испытала Лидина мама Екатерина Ивановна, сама Лидочка, её брат и все-все остальные люди? Низкий поклон вам и светлая память, дорогой Василий Николаевич, благодаря таким как вы, мы живём. И как здорово, что на протяжении многих лет вы вели этот важный дневник. Дневник выживания, который ваша жена Катерина бережно сохранила, передав его доченьке. Кстати, свою счастливую старость Екатерина Ивановна доживала у неё. Лидии Васильевна и Валерий Николаевич для мамы создавали все условия, заботились о её здоровье, оберегали её.
Очень жаль, что вам каких-то двух лет не хватило дожить до золотой свадьбы, о которой вы так мечтали. А моего отца мы предали земле именно в такой день, ехали на свадьбу, а приехали на похороны. Отец тоже прожил, как и вы, семьдесят лет. А быть может, на фронте вы где-то и пересекались, как пересеклись когда-то мы с Лидой, вашей замечательной доченькой, да так и сдружились. Вы достойно воспитали своих детей.
Как-то в очередной раз, когда Лида с Валерой, так зовут её мужа, и красавцем пуделем Лордом, который часто подпевает Лидии, когда она поёт дома, были у меня в гостях, я попросила её рассказать о своей жизни:
— А что тебе рассказать, Валюш? Судьба у меня, если честно, интересная, трудная и необычная.
— А всё и расскажи, — попросила я.
— В сороковом году родилась, к счастью, успела родиться до войны, девятнадцатого января, в селе Житкур Палласовского района Сталинградской области. Это село исчезло с появлением полигона под названием Капустин Яр, отсюда шли первые запуски спутников, я думаю, и космонавтов тоже. Но я об этом полигоне узнала спустя несколько десятилетий. Затем, после моего рождения, наша семья переехала в районный городок Ленинск, под Сталинградом. Именно здесь прошли моё детство и юность. Жили мы в то время по съёмным квартирам. У папы за плечами четыре класса церковно-приходской школы, учился, пел в церкви и считался в то время самым грамотным человеком.
Жили мирно, с нами ещё папина мама жила. И вдруг грянула война. Отец ушёл на фронт, вот тут-то мы не жили, а выживали… Слава Богу, немцы до нашего городка не дошли, их развернули, но сколько лет миновало, а у меня осталось в памяти то страшное ощущение от гула самолетов и разрыва бомб. Были воздушные налёты, и мы все убегали в убежище. А однажды, прячась в убежище, мама обратила внимание, что все забыли про меня, надеясь, что кто-то меня забрал с собой, но я осталась дома, и когда кончился обстрел, все прибежали домой, то увидели, как я крепко сплю в своей кроватке, даже взрывы не разбудили меня. Помню и о том, как на станцию с передовой везли вагонами раненых, моя мама тогда санитаркой в госпитале работала, с другими женщинами перетаскивала раненых на носилках. Застудилась, надсадилась, но работала на совесть, с чувством долга.
Мне вечно хотелось есть, помню, мама пекла калачики с лебедой. А ещё я постоянно мёрзла. Однажды Павлик пошёл за хворостом, а я очень близко подошла к печке, и так случилось, что на мне загорелось платье, хорошо, что брат вовремя прибежал, тушил прямо на мне, напугались сильно с ним. Самое яркое моё воспоминание было связано со Сталинградом. Мама почему-то решила, что нам там будет легче, и мы переехали в разрушенный город. Там мы поселились, как в повести Короленко «Дети в подземелье», то есть под землёй, вырыли небольшой котлован, сверху положили доски, как крышу, благо было лето, там мы и жили. Иногда мама на мусорке находила картофельные очистки, из них варила суп, добавляя лебеду. Ещё в памяти остался салют, такого салюта я больше нигде и никогда не видела. Память моя выхватывает ещё такой момент: папа с фронта умудрился прислать нам посылку, когда её вскрыли, я не помню, что там ещё было, но одну вещь хорошо запомнила — голубой перламутровый детский плащ. Я его сразу схватила и надела. Как я была радёхонька, ведь подобных вещей у меня тогда не было. Но радость быстро закончилась. Мама спросила, хочу ли я кушать? Да, мотаю головой, тогда плащ на рынок надо отнести. Обменять на продукты. Со слезами на глазах я отдала свою голубую мечту маме. Ещё помню случай, мама послала за хлебом, дала карточку, а сама в ночь на дежурство, я и пошла к хлебному ларьку, я должна была продержаться до утра, чтобы получить заветную буханку хлеба, но уснула на лавке, проснулась — и в слёзы, поняла, что проспала очередь. Но нет, меня успокоили женщины, разъяснив, что дали мне
