живописи. У меня была персональная выставка в Екатеринодаре, — гордо заявила она.
— Это здорово, молодец, — кивнул я, макая печенье в чай и глядя, как от него отваливается кусок, падая прямо на стол. Не донес до рта.
— Да расслабься ты! — рассмеялась Ника. — Все же здорово, чего ты такой зажатый?
— Извини, как-то неожиданно все получилось, — признался я. Хотя сам не знаю, чего так загоняюсь.
— Это для тебя неожиданно, а для меня все прошло по плану, — она приподнялась над столом и поцеловала меня в губы. И действительно, напряжение практически спало. — Пойдем, покажу тебе свои картины! — Схватив мою руку, девушка вытащила меня из-за стола.
Мы прошли в соседнюю комнату, по пути Ника сдвигала в сторону ногой коробки, освобождая нам путь.
— Это все теткино, собираю и перевожу ей потихоньку. Столько барахла нажила, а сама забирать не спешит. Вот, у меня тут есть несколько работ, — сказала Ника, подходя к картинам, стоящим на полу у стены. Она развернула их и поставила вдоль шкафа — что-то на коробки, что-то прямо на пол.
Глядя на картины, я понял, что совсем не разбираюсь в живописи. Посмотрев на мое озадаченное и даже виноватое лицо, Ника снова рассмеялась. Удивительно, как в ней помещается столько веселости.
— Это направление в живописи называется «абстракционизм». Оно не сразу понятно несведущим людям, но критики высоко оценили мои работы на последней выставке. Вот эта работа называется «Закат Империи». Она взяла приз на одной из выставок, после чего мне и предложили провести персональную.
Я посмотрел на работу — основными цветами были красный и черный. Приглядевшись, среди переплетения красок смог увидеть золотого двуглавого орла, символ Российской Империи, которого окутывали нити красного и черного цвета, как бы придавливая к земле, не давая расправить крылья.
— Круто! — сказал я уважительно. — Чем больше смотрю, тем сильнее нравится. Прости, я не сильно разбираюсь, — признался я.
— Да, я по твоему озадаченному лицу сразу поняла, — снова рассмеялась Ника.
— А ребята, с которыми ты была, они в каком стиле рисуют? И вообще, как они, хорошие художники? — Пришлось поднапрячь память, чтобы вспомнить их имена. — Данила и Егор, — гордо выдал я.
— Данила у нас анархист, — усевшись за стол, произнесла Ника.
— М… это стиль живописи такой? — удивленно переспросил я.
— Да нет, вообще-то он примитивист. В России его картины не очень котируются, но в Китайской Империи он имеет большой успех. А анархист он по жизни. Дурной просто, — её улыбка стала немного грустной, как будто Ника вспомнила что-то неприятное, но далее эту тему решила не развивать, видать, что-то личное. Я не стал настаивать на подробностях.
— А Егор? — решил уточнить я насчет второго нашего общего знакомого. Хотелось бы знать побольше о тех, кому я доверил раскрашивать свою фабрику. Хотя, конечно, мы и договорились, что сначала все эскизы отдадут на одобрение, но, может, не стоило вообще с ними связываться.
— Егор, — теперь она улыбалась по-доброму, как старшая сестра или мать, рассказывающая о своем сыне, — он среди нас самый талантливый и при этом самый недооцененный. У него богатые родители, которые не в восторге от его увлечения живописью. Считают, что это полная фигня, недостойное занятие для богатого наследника. К сожалению, Егор все время недоволен своими работами, он избыточно самокритичен.
— Избыточно самокритичен? Хорошо сказано, — я понимал, о чем она говорит. Многие родители губят детские таланты, но, тем не менее, Егор, вроде, не бросил рисовать.
— Да, так и есть. Он много своих работ соскоблил в порыве злости, — осуждающе произнесла она.
— Надо же, а мне Егор показался таким тихим и спокойным, даже немного флегматичным, — высказал я свое мнение, вспоминая нашу непродолжительную встречу.
— Да, во всем, что не касается живописи, он и вправду такой. Вообще, без него и я бы не смогла создать столько работ, и вообще толком состояться, как художник. Финансы бы не позволили. Егор снимает на свои деньги ангар для нашей компании художников, покупает нам всем краски, холсты, растворители. Все, что нужно для нормальной работы. Благодаря ему, у меня почти всегда всё есть для реализации своих задумок. Это очень важно! — с серьезным лицом рассказывала Ника.
— Звучит так, будто он хочет примазаться к талантам на свои деньги, — в ответ проворчал я, недовольный таким отношением к Егору. Не то чтобы уже ревную, но рассыпаться тут в благодарностях другому человеку и говорить о нем с придыханием, как о гении, когда рядом сижу такой замечательный я…
— Нет, — взвилась Ника, — это совсем не так! Просто он таким способом шифруется от родителей. Типа, вот, у меня есть друзья, мы с ними собираемся, помогаю им. А сам почти не рисую. Не надо его обижать! — Лицо Ники мгновенно запылало от возмущения.
— Да ладно, я не в обиду. Просто уточнил. Тем более, в принципе, понимаю его, — успокоил я художницу.
— Давай заедем на днях к нам в ангар, и ты посмотришь работы Егора. Он сейчас пишет в стиле «импрессионизм».
— У меня уже голова пухнет от этих умных слов, — улыбнулся я очень серьезной Нике, — извини, правда, не очень разбираюсь, но готов посмотреть, как вы там устроились.
— Хорошо, ты такой милый, когда ничего не понимаешь, так смешно на меня смотришь, а главное — делаешь такой важный вид, что сразу становится видно, как ты далек от живописи, — снова рассмеялась она, вогнав меня в краску, — у меня к тебе большая просьба, — взяв меня за руку, Ника заглянула мне в глаза, — ты только не сердись, если не сможешь — так и скажи.
— Да ладно тебе, чего ты хочешь? — Она обошла стол и села мне на колени.
— Я уговорю Егора показать тебе свои картины. Ты можешь ему пообещать денег за них или выкупить? Они, правда,
