ведь они не голодны- тихо сказал я.
— Они когда голодные друг с другом грызутся за любой кусок еды, о тут трупы бесхозные валяются, а этим и дела нет. Такое ощущение, что они играются, убивают ради убийства, чувствуя свое превосходство. Убийственные игры какие-то.
Дора вытянулась в струнку и насторожилась. И тут я услышал повизгивание, в котором слышалось отчаяние и страх, что я решился подойти ближе.
— Заходим сзади- и, сделав небольшой крюк, оказался на месте.
Нас заметили. Таморы начали оборачиваться, бедолаги теперь не знали от кого защищаться, от карунов или от нас. А я стоял, сложив руки на груди, и смотрел в небольшую яму, в которой лежала самка таморов. Она была ранена, но из последних сил встала, и я увидел что бока ее были разорваны в клочья. Шкура свисала рваными ранами, открывая живую плоть. Ой, что-то мне это напоминает…
Раненая смотрела на меня, а из глаз текли слезы, которые смешивались с кровью из ран на морде. И капали на белый снег кровавые слезы. Теперь я понял, что взволновало Дору- в ногах у раненой копошились щенки. Внутри меня что-то дрогнуло. Мила схватила меня за руку, привлекая моё внимание. А я посмотрел на Дору, от изумления приподнимая брови:
— Предлагаешь спасти её? Ты забыла, что из-за них ты чуть не погибла?
Дора медленно выдохнула, отвернулась от меня, затем опустила голову к земле, а через некоторое время посмотрела на раненую мамашу, тряхнула головой и решительно посмотрела на меня.
Я все это время смотрел на нее, а сам ощутил массу противоречивых чувств. Нет, чисто по человечески я конечно все понимаю, и даже зауважал Дору еще больше, но…
За это время защищающих раненую мать практически не осталось, а лошадки подходили все ближе.
— Роооом- только и успела сказать Мила, я уже принял решение и выхватил меч.
— А ну уроды, расступись! — и прыгнул в яму, отсекая раненую от карунов.
Одного с разбегу разрубил прямо в воздухе, второго проткнул уже приземляясь. Лошади отступали передо мной, кося безумными глазами на своих мертвых соплеменников. Я стоял, держа меч, до тех пор, пока они не ушли, а затем повернулся к мамаше.
— Ну что, будем тебя спасать? — и подошел ближе.
Она оскалилась, готовая укусить меня.
— А вот этого не нужно. И даже не думай меня кусать! Я тут, можно сказать, через себя переступаю, а ты скалишься. У меня ведь нет привычки всем опасным животным помогать. Если бы не Дора, со своими не понятными мне принципами, я бы к тебе и за километр не приблизился- говорил я спокойным голосом. Вот интересно, это я сейчас ей говорю или себе?
Я, как можно спокойнее, протянул к ней руку, дал себя понюхать. Она дрожала, то ли от страха, то ли от слабости, но у нее хватило ума не укусить меня.
— Вот и молодец. Просто умничка- тихо и спокойно говорил я, а сам медленно потянулся к голове.
Она снова зарычала, но сдержалась. Только от страха втянула голову, готовая наброситься на меня в любой момент. Я легонько провел по её голове, пробежался пальцами по загривку, стараясь не задеть раны, а затем прошелся за ушами. Тело потихоньку переставало дрожать, она успокаивалась, видя, что я не собираюсь ее добивать.
— Пойдем, милая, будем тебя спасать.
Я снял шкуру, расстелил на снегу и потянулся за щенком. Мать тихо зарычала и мне пришлось повторить процедуру заново- протянул руку, и погладил. Потом взял одного несмышленыша и положил на шкуру. Не знаю сколько времени прошло, пока все щенки не оказались на шкуре. А у их матери не было сил выбраться наружу, она поставила лапы на отвесный край ямы и попыталась подпрыгнуть, но скатилась обратно. Она заскулила, словно оплакивая своих детей.
Я спрыгнул к ней, а затем очень аккуратно, поддержав ее за грудь и живот, помог ей выбраться. Она, шатаясь, подошла к свои детям и рухнула, потеряв сознание.
— Что-то мне это напоминает! — я обратился к Доре.
— Спасибо тебе, что напомнила мне, что нужно сердце слушать, по человечески поступать. А теперь, пока она не пришла в себя, бегом обратно. Мила бери щенков, я мамашу, Дора и малышня никого не берет, а охраняет нас!
Дома я уложил тамориху на землю.
— Мила, глянь что можно сделать?
Мила, молчавшая всю дорогу, кивнула и пошла разбираться в травах. Мы совместными усилиями перевязали её, подложив к ней её детенышей.
И только мы сели отдохнуть, как фыркнула Мила, оповещая о приходе Сафрона и Кира.
— Ёёёёеееее- только и смог сказать Сафрон, увидев новых жильцов.
Кир же смотрел изумленными глазами.
— Ромка. Что ж ты в дом гадость всякую тащишь?!
— Это ты о чем? — спокойно спросил я.
— Так об этом- он мотнул головой в сторону таморихи.
— Во первых- не гадость, а мать, которую чуть не погибла, защищая своих щенков. У понятия мать нет ни национальности, ни разновидности. Во вторых посмотри на Дору- все посмотрели на нее.
А та грациозно и демонстративно протиснулась к нам, прошла, толкнув Кира боком и села рядом со мной, положив голову на моё плечо.
— Эта мать тоже чуть не погибла, защищая своих детей, и я ей помог. Разве я сожалею об этом? Ни капельки. И эта когда оклемается, сама уйдет. Но до этого времени, прошу уважительно отнестись к моему поступку. Когда я уйду в свой мир, я буду жить с мыслью, что сделал в вашем мире что-то хорошее. Что поступил по-человечески, по совести. И буду думать о них с теплом в сердце, надеюсь, и они будут помнить обо мне. И пусть это будет такой мысленный мост между нашими мирами.
Раненая очнулась и зарычала.
— Чего ты? Все хорошо- я сел с ней рядом, легонько поглаживая, пока она не успокоилась.
— Мила, подай немного мяса для нашей новой гостьи. А если не боишься, то дай сама.
Девушка кивнула и маленькими шажочками подошла к раненой и протянула в открытой ладошке кусочек мяса.
Раненая осторожно понюхала, косясь на Милу настороженным взглядом, а потом смахнула его влажным языком. Мила тихо засмеялась и села рядом со мной.
— И что самое главное, именно Дора напомнила мне о моей человечности- я поднял указательный палец вверх.
— Так что это наш с ней выбор. Ну и Милы тоже.
Я улыбнулся.
— Вы как сходили?
— Отлично- оживился Сафрон.
— Пошло дело, Рома. Оказывается, до них уже дошли слухи о происходящем.
— Быстро- поразился я.
— А то! Здесь
