– Так ты сама уже все сказала, даже не придумаю, о чем просить.
– Себе не о чем – другому добра пожелай.
Тайра молча глядела в ночь, и на душе было совсем тихо. Столбы тумана расплылись светлым пологом, он висел высоко над водой. Луна зашла, а небо светлело. Если правда, что русалка ей нашептала – чего еще желать? Кому? Может, бедной Хасият – чтобы дети ее полюбили?
– Пусть у Хасият хоть старость счастливой будет, пусть ее дети и внуки любят.
– Спасибо тебе. За это – помогу в трудный час. А последняя просьба какая будет?
Глаза русалки ждали, о чем-то молили. Чужие просьбы выполняет, а ведь ей самой тоже может чего-нибудь хотеться…
– Скажи, а вы всегда по одной живете? – как будто кто нашептал Тайре этот вопрос.
– В больших озерах нас много бывает, ночами хороводы водят, песни поют, – ее голос был грустный-грустный, – и здесь место для подружки нашлось бы – да не приходит сюда никто. Хорошо, Хасият у меня пока есть, а умрет – опять одна останусь.
Теперь она казалась совсем ребенком – с тусклыми голубоватыми волосами цвета предрассветного озера.
– Третье желание – чтобы с тобой добрая подружка в запруде жила.
Девочка заливисто рассмеялась, обхватила Тайру холодными руками, расцеловала.
«Сейчас утащит на дно, буду ей подружкой» – в ужасе подумала Тайра. Но русалка соскользнула в воду и исчезла. Ни плеска, ни кругов – как туман растворился.
– Приходи ко мне днем попрощаться, – зазвенел голос из кувшинок.
– Так ты днем где-то прячешься!
– Как прячусь? Запруда – это ж я и есть.
Не сумела Хасият Тайру дождаться, сон сморил прямо за столом, щека на скатерти, спит, улыбается. Услыхала шаги – взметнулась, как ошпаренная.
– Видела ее? О чем разговаривали?
– Да вот, попросила слух тебе вернуть.
– А она что? Не может, наверное, сколько раз я сама ее просила…
– Как не может? Ты же меня слышишь.
– Ничего я не слышу, что ты ерунду мелешь!
Тайра не выдержала, расхохоталась.
– Не стыдно над глухой старухой смеяться-то, – потом все-таки призадумалась, – а может, и правда слышу что-то, сама не пойму… Ну-ка, скажи еще чего-нибудь, что она еще говорила?
– Что у тебя теперь все хорошо будет.
– Да уж откуда взяться хорошему-то, – глянула Хасият в окошко, а там совсем светало, – придется теперь ночи ждать, не выйдет она ко мне до темна… – и, страшно довольная, полезла на свой сенник.
Только выспаться ей не удалось.
Рано-рано в дверь отчаянно забарабанили. Хасият отпирать не стала, недовольно крикнула из-под одеяла:
– Чего надо-то?
– Мама, открой – Ирис заболела, помирает.
Хасият выскочила к сыну в чем была, только шаль поверх рубахи накинула. Встревоженная Тайра развела огонь и повесила на крюк котелок с водой – мало ли, вдруг зелье какое-нибудь понадобится сварить. Светлые Небеса, лукавая тихоня Ирис, бабушкина любимица!
Вот они, русалочьи милости…
А болезнь оказалась черной чумой. Хасият только раз прибежала, закутанная до глаз и страшно воняя чесноком – за травами для очищения крови. Тайре велела тоже чесноком натереться, ни к мельнице, ни к деревне даже близко не подходить, оставила на нее хозяйство. На пороге обернулась, сказала сердито:
– Еще чего, своей-то внучке не дам помереть!
Тайра подумала-подумала и не стала чесноком мазаться. Дети в доме каждый день бывали, если уж заразилась – поздно оберегаться. А больше они сюда не придут, раз Хасият на мельницу перебралась. Медленно, как одурманенная, переделала все домашние дела. Уже за полдень поднялась с козами к развалинам, присела на замшелый ряд камней. В долине было пасмурно и душно, только на мельницу падали косые лучи из-за клубящихся и на глазах распухавших облаков. В камышах возились братья Ирис, что-то вылавливали в прибрежной тине. Шмель понесся к ним – помогать. Тайра хотела его окликнуть, да вспомнила, что вроде бы собак чума не берет. Что с ним будет, если зараза выкосит всех в долине? Одичает и прибьется к деревенским псам, трупы жрать и на домашний скот охотиться?
Мальчишки ушли в дом, неся кувшин с добычей. Что они там ловили, пиявок, что ли? Тайра вспомнила, что русалка звала ее попрощаться. Перед чем, перед погибелью? И ведь выполнила просьбу, нежить болотная, помирила Хасият с сыном – но какой ценой? Ну, ладно же…
Она сбежала с горки к берегу, встала на песок.
– Слушай меня, русалка! Я тебя просила мир принести в семью Хасият – а ты беду на них накликала? Сейчас же исцели Ирис, и пусть ни один человек в долине чумой не заразится! А не выполнишь – всем расскажу, что это ты болезнь навела, люди выживут тебя из запруды. Дай мне знак, что услышала!
Примчался Шмель, лапы и морда в тине, в шальных глазах – охотничий азарт. Вытер нос о хозяйкину юбку и сунулся в заросли остролиста. Оттуда, тревожно посвистывая, выскользнула утка с тремя утятами, повела выводок на другую сторону. Пес с разбега кинулся в воду – догонять. Поплыл неумело, торчком, изо всех сил колотя по воде передними лапами. Точно так же, как плыл через Тану в детстве, когда чуть не утонул. Видно, Шмель тоже вспомнил, что вода может забраться в рот и потащить на дно, сам испугался своей смелости.
Утка уже спрятала утят в тростнике, обратно повернуть – далеко и страшно, а рядом плавает бревно с развилкой вроде козьих рогов, вот он и полез на него спасаться. Не было там раньше никакого бревна, да и быть не могло – большие деревья у берега не росли. Тайра позвала пса по-хорошему, потом заорала на него, а он уселся на развилке, смотрит на хозяйку разнесчастными глазами и жалобно повизгивает. Тайра разозлилась и пошла в сторону. Надоест сидеть —приплывет. Шмель отчаянно завыл тоненьким щенячьим голосом. Вокруг ни души, небо мраком заволокло, гроза надвигается. Козы одни брошены, хорошо, если к дому пойдут, а если разбегутся?
Тайра, наконец, придумала, как выручить дурного пса. В зарослях ольхи выломала длинную хворостину с рогатиной, скинула башмаки и юбку и осторожно зашла в воду. Вода теплая совсем, и мелко. Сначала по колено, дальше – по пояс. Еще пару шагов, и можно будет дотянуться до бревна. А что дальше случилось, Тайра не успела понять, только увидела, как изо рта вверх вырываются светлые пузыри, и не вздохнуть. Забилась, вынырнула к свету и воздуху, опять ушла под воду. Ну вот и все… По ногам шваркнуло что-то мерзкое, склизкое. Тайра в ужасе отдернулась, снова оказалась на поверхности, забила по ней руками и ногами и поняла, что плывет. Лишь бы до бревна добраться, вот же оно… Шмель больше не мог смотреть, как тонет его хозяйка, спрыгнул в воду и со страху полез лапами на голову Тайре. Она двинула его кулаком в бок, чтобы не утопил, схватилась за ошейник и повернула мордой к берегу. Насмерть перепуганный пес надрывался, но вез на себе Тайру. Она помогала ему, подгребая свободной рукой. Когда попробовала болтать ногами – так, как будто бежишь – почувствовала, что и без собаки сможет добраться до берега. Только встать на дно было страшно, и она плыла до тех пор, пока не ткнулась коленкой в песок.
