Книга Крестные дети - Николас Колридж

всех сил старался скрыть свое отношение к новому назначению друга. Криф не мог не злиться, глядя, как Джеми вьется вокруг Маркуса. Его раздражали регулярные встречи с Джемми и то, как тот «вторгся в его проект с размещением облигаций». Однажды утром, когда Чарли звонил Маркусу с советом о покупке новых акций, в кабинете у крестного уже оказался Джеми. Маркус переключился на громкую связь, чтобы Джеми и Чарли могли слышать друг друга. «Замечательно, — сказал он, — теперь две трети моих крестных сыновей работают на меня!»

С приближением дня выхода облигаций на рынок Маркус становился все более напряженным. Всегда чуткий к любым клеветническим выпадам, он пригрозил нескольким журналистам подать на них в суд, когда они начали задавать вопросы о политике учетных записей «Группы». Предполагалось, что прибыли компании могли оказаться преувеличенными. Вызывали сомнения запутанные связи между дочерними компаниями, которые владели акциями друг друга, и сложные системы взаимного кредитования. Чарли быстро сумел убедить главных инвесторов, что в их компании вся игра ведется в открытую: «У таких успешных людей, как Маркус Брэнд, всегда найдутся скрытые враги. Люди очень завистливы.

Маркус владеет столь внушительным капиталом уже в течение продолжительного времени, и здесь цифры говорят сами за себя». А когда Джеми удалось устроить для Маркуса хвалебную обложку «Форчьюн», его вызвали на седьмой этаж и вручили конвертик с тысячей фунтов наличными.

При содействии Дика Матиаса, Уонкера Уиллиса, сэра Яна Силкокса, Чарли, Джеми и сотрудников «Дью Роджерсон» Маркус устроил пресс-конференцию для аналитиков и инвесторов. Каждый раз, видя крестного в действии, Джеми удивлялся, как хорошо тот держится в любой аудитории. У него был особый дар — он предугадывал вопросы с подвохом еще до того, как они были заданы, и не стеснялся откровенной предвзятости аналитических данных, которые в мгновение ока превращали недостатки в самые очевидные достоинства.

В четверг тридцатого сентября 1986 года «Группа компаний Брэнда» выпустила двести пятьдесят миллионов акций, что соответствовало четверти капитала компании. Стоимость одной акции составляла два фунта тридцать пенсов, таким образом, стоимость всей компании равнялась двум и трем десятым миллиарда фунтов стерлингов. К концу первого дня торгов акции достигли отметки в три фунта пять пенсов.

Чарли Криф, который курировал процесс, в этот день заработал сто тридцать тысяч, что, по его мнению, не вполне соответствовало его заслугам.

Глава 26. Сентябрь 1986 года

Спустя шесть недель после своего переезда в Лондон Абигейль Шварцман повстречалась с Джеми Темплом на автобусной остановке напротив администрации района Челси.

Им потребовалось несколько минут, чтобы узнать друг друга, — со времени танцев у Маркуса в Вест-Кандовер-Парк прошло уже почти десять лет, а их каникулы в «Лифорд-Кей», когда Абигейль налегала на шоколад и картофельные чипсы, были уже тринадцать лет назад.

— Абигейль?

— Джеми? Глазам своим не верю! Это действительно ты в этом костюме?

Они оба изменились практически до неузнаваемости. Абигейль, которой исполнилось уже двадцать девять лет, была на двенадцать килограмм легче, чем в шестнадцать. Облаченная в спортивного кроя брюки «Донна Каран» и соответствующий бесформенный пиджак, она осталась такой же пышной, но теперь уже без капельки жира. Она была идеально ухожена, короткие черные волосы были роскошны, а макияж подчеркивал изящные черты лица. Джеми был одет в свой рабочий слегка измятый серый костюм от «Пьеро де Монци» с бирюзовой рубашкой и темно-синим галстуком. Его облик (особенно по утрам) выдавал разгульное прошлое, но глаза по-прежнему светились озорством и обаянием. По дороге до Пиккадилли он все время смешил Абигейль.

— Я ведь даже не знаю, чем ты теперь занимаешься, — сказала Абигейль, когда они вышли у Грин-парк.

— Работаю на нашего знаменитого крестного папочку. Если говорить кратко, моя задача — чтобы он выглядел в прессе как Маргарет Тэтчер и мать Тереза в одном флаконе.

— Ты работаешь на Маркуса? Боже мой, я не знала! Я так давно его не видела. Как у него дела?

Сердце Абигейль было готово выскочить из груди. Она приехала в Лондон, чтобы поступить на курсы изящных искусств при «Сотбис», но это был всего лишь предлог — на самом деле ей хотелось быть ближе к Маркусу.

Ее одержимость не стала меньше — в течение всех этих лет крестный оставался предметом ее мечтаний. Учась в колледже, она прошла стадию беспорядочных половых связей, но в последнее время все чаще отказывала сверстникам, предпочитая зрелых мужчин, напоминавших ей Зубина или Маркуса.

— У Маркуса? Так же, как и всегда. Недавно мы вышли на рынок, с тех пор стало чуть больше забот, но, в общем, все по-прежнему: богатеет, тиранит… Что тебя еще интересует?

— Послушай, мне пора, — сказала Абигейль. — Дай мне номер своего телефона. Я позвоню, мне очень хочется снова с тобой увидеться. Хочу узнать еще больше про Маркуса… и про всех остальных тоже.

Они часто встречались после работы и в обеденный перерыв, ходили в бары и ресторанчики в окрестностях Джермил-стрит. Абигейль старалась не проболтаться Джеми о своей одержимости, но все их разговоры так или иначе заканчивались обсуждением крестного отца.

— Позвони ему сама. Уверен, ему будет очень приятно, — сказал как-то Джеми.

— Думаешь, это удобно? Джеми, я не знаю… я не могу придумать, о чем с ним разговаривать.

К третьему совместному обеду Джеми решил, что Абигейль нравится ему по-настоящему. Конечно, у нее серьезные проблемы с одержимостью Маркусом, но во всем остальном она казалась забавной, и с ней было приятно и легко проводить время. Когда они шли в ресторан, она бронировала столик и чаще всего оплачивала счет.

Она умела водить машину. Едва приехав в Англию, она сразу же взяла напрокат синий «фольскваген-гольф», на котором они с Джеми ездили по магазинам. Немалым преимуществом было ее богатство. Она редко рассказывала о своих родителях, но Джеми помнил чемоданы «Луи Виттон», с которыми Абигейль приезжала в «Лифорд-Кей», и потом Чарли рассказывал, что ее отец был нью-йоркским мультимиллионером.

Постепенно Джеми начало казаться, что ему стоит жениться на Абигейль. Помимо сухого расчета у него были и иные мотивы: ему действительно нравились ее жизнелюбие, острый ум и аппетитное тело. Женитьба на Абигейль помогла бы ему избавиться от чувства неопределенности, которым Джеми начинал тяготиться. Ему было уже почти тридцать лет, но у него по-прежнему не было никаких сбережений или малейшего капитала. Он жил в Южном Кенсингтоне, в домике, который бесплатно сдавала ему одна из бывших клиенток. Но Джеми тратил до последнего пенса все, что зарабатывал в «Группе Брэнда». У отца дела шли не