— Так, ну и чего гуляем? — гремит внизу недовольный голос Дениса. — Вчетвером одну тележку катят, совсем упахались, да?! Работы, как у дурня фантиков, а ну-ка марш за мной!
17.00,Александр
— Вот эти пышные — нарциссы-тацетты. Сливочно-белые, приятный цвет? Вот эти темно-розовые — лилии-фудзияма. Вон в тех ящиках фрезии — смотрите, какие цветки длинные. И лепестки остроконечные, красивые.
Официант, видимо, доморощенный цветовод. Битый час треплется о траве в зимнем саду.
Он держит дистанцию и не выпускает из рук трубку. Антон, вроде как, помощник мой, но я ему не верю, а бросаться на этого Патрика и выдирать телефон — рискую, доли секунды важны, ему лишь одну кнопку нажать и всей веселой компанией двинем к праотцам. Плюс я под охраной, начну буянить, как выражается Денис, и усё.
Управляющий уже спрашивал: не пробовали обратиться к наркологу? Сейчас что угодно лечится, Александр. И сотрудников своих на прием захватите, это ж ненормально, в таком раннем возрасте такая беда с головой.
— К чему ликбез? — останавливаюсь возле огромного аквариума, разделяющего сад. — Говори, что нужно.
— Малость. Вытащите меня отсюда, и все останутся живы-здоровы.
— Как? — усмехаюсь. — На спине тебя унести?
— Это ваша проблема, как.
Смотрю в его бледное лицо. Глаза блестят, губы плотно сжаты. Рука, сжимающая сотовый, мелко дрожит. Он указывает на пласстмассовый серый горшок с выставленными вкруговую черными римскими цифрами от одного до десяти.
— Это маранта, — говорит — По-другому- десять заповедей. Видите, — показывает на овальные листья. Ровные и зеленые, на них ярко выделяется десять светлых пятнышек. — По фен-шуй это растение помогает людям найти смысл жизни. Постойте тут, поищите. Поможет быстрее размышлять.
— У меня есть смысл жизни, — отрезаю. — Но просто так и в кратчайшие сроки никто не кинется чистить дорогу, я звонил в поселок, и они…
— Бал-бла, — перебивает. — Александр, время идет. Даю пять минут.
Пять минут. Совсем спятил. Ему бы волшебник на голубом вертолете помог. А я бы кино показал бесплатно. Ужастик. Он бы на всю жизнь запомнил.
Смотрю на цветок. На Антона. На Патрика.
Егор с Кристиной в горах? Надеюсь, что да.
Чокнутый официант, здесь же куча народу.
Жую губу. Выбора не остается, обреченно вздыхаю.
— Мне надо позвонить в полицию, — говорю. — Тогда дорогу расчистят.
— Да ладно, — он хмыкает.
— Про бомбу и про тебя ничего не скажу, — киваю на горшок с марантой. — Тут дорогие мне люди, и я с ними прощаться не собираюсь. Ты хочешь выбраться, я хочу того же, ковра-самолета у нас нет, мне надо позвонить.
Он чешет голову. Ведет подбородком. Вертит телефон:
— Одну кнопку нажать и бум, помнишь?
— Бум-чикабум, — разряжает обстановку Антон.
— Ты бы заткнулся, Антош, — откликается Патрик.
Он всех раздражает, поразительно.
Набираю номер. Дождавшись ответа диспетчера, говорю:
— Полиция? В клубе "Want you" на Комсомольской площади скрывается банда Винни-Пуха. Краденные деньги и драгоценности в доме культуры напротив, на втором этаже, в кабинете для собраний анонимных алкоголиков, за шкафом. Шестой член банды прячется на горнолыжном курорте в усадьбе "Сказочно", преступник вооружен. Свяжитесь с местным отделением в поселке, на дороге снежные завалы, без спецтехники не проехать.
20.00,Кристина
Кошмар, как мы вляпались. Два охранника надзирают за работниками на кухне и не дают выйти, цейтнот, опаздывают с готовкой. Если устроим скандал, с нас сорвут маски, увидят, что мы не официанты, и снова запрут. Поэтому мы три часа подряд моем жирную посуду и задыхаемся от жары. Зато губка не нужна, прям лапой тру тарелки.
Орут радио и ди-джей, Новый Год, Новый Год, все дела, я мучительно рассуждаю, доживем мы или нет, и что там творится, за пределами этой адовой кухни.
Шмыгаю в туалет и натыкаюсь на плачущую Николь. Костюм спущен на пояс, она плещет в лицо воду и хлюпает носом.
— Николь, все хорошо будет, — весело сообщаю.
— Мне всего девятнадцать, — говорит, выключив воду. — Я еще и не влюблялась ни разу. Тебе везет, — смотрит на меня в зеркало. — Переживаешь за своего Алекса и некогда бояться за себя.
— Это везение по-твоему? — плюхаюсь на унитаз. Выпускаю из-под мягкой поросячьей головы мокрый от пота конский хвост.
— Ты не раскисаешь. А я клякса уже. Пара минут, и упаду там у раковины. Помру в груде сковородок. Или не сдержусь и заору на всю кухню. Что нас всех взорвут скоро. Пусть им тоже страшно станет. Не могу терпеть. Слышала, о чем они болтают?
— Доплатят ли за аврал. И до скольки завтра можно поспать.
— Вот. Полная чушь.
— Скажи охраннику, что тебе плохо и нужно сходить за таблетками, — советую. — А сама беги на улицу к вагончику.
— А вы? — она трясет слипшимися волосами. — Мы все вместе в эту дурь с расследованием ввязались. И выбираться вместе надо. Или ты бы меня бросила?
Тоже трясу волосами.
Дальше торчим на кухне. Спустя тонну кастрюль меня дергает Николь. Громко шепчет:
— Охранников нет! Где наши?
И наших нет.
Вылетаем в коридор. Дверь черного хода нараспашку, холодный ветер мокрую одежду продирает до костей.
— Они без нас сбежали? — поражается Николь, подпрыгивая рядом.
Выскакиваем на улицу. От дверей мимо мусорных баков по сугробам тянутся следы. Тонем в снегу и, переваливаясь, спешим к двум фигурам Пятачков, медленно скрывающимся из круга света. Значит, недавно вышли. А почему нас не позвали?
Они еле-еле тащатся, мы нагоняем.
— Мусор выносите? — щурюсь на два больших темно-синих пакета, которые те несут в вытянутых руках. — Какого черта? Вы… — вглядываюсь в их несмелые движения, слышу, как они пыхтят от напряга и меня продирает мороз. — Там что? Не мусор?
— Валите нахрен отсюда, — шипит Егор.
— Чемоданы в мастерской были? — доходит до Николь. — Этот дряной Патрик там же, за пеногенератором их оставил?
Они не отвечают, осторожно и упорно продираются сквозь снег вперед.
Невероятная наглость, официант настолько убежден, что нас в усадьбе считают отбитыми торчками и не послушают, он притащил обратно свои гребаные шашки и не парится, а вот если бы среди нас действительно был сапер…
— Погодите, — хриплю. — Вы рехнулись? Это нельзя трогать.
— Уже тронули, — огрызается Ваня. — Не взорвется пока телефон не зазвонит. И если не трясти. Вам сказали — валите нахрен.