— В какой-то степени. Аль, ты занят?
Разбойничья рожа капитана Силвы расплылась в улыбке:
— Дегустирую пиво в Марсополисе. Что я тебе скажу — не умеют.
— И никогда не умели, — фыркнула Лана. — Хорошо, что ты по соседству, Аль. Я в Ватикане.
— Вижу, — теперь в голосе Силвы звучал неприкрытый сарказм. — Неисповедимы пути… твои в том числе.
— Слушай, Аль, не нужен ли тебе юнга? Биография пёстрая, и лет всего двенадцать, но парень не промах. Пятилеткой оказался на римских улицах и до сих пор жив. Правда, сегодня попробовал стянуть комм не у того человека, но до сих пор не попадался, а это о многом говорит.
— Не тот человек — это ты?
— Да.
Дон Альберто посерьезнел и задумчиво покрутил кончик уже совсем седого уса.
— Действительно, это говорит о многом… а что тебе в этом парне?
Лана пожала плечами. Из-за того, что в левой руке по-прежнему был зажат ворот Пиппо, движение вышло несколько неловким.
— Ничего. Просто, когда па умирал, он сказал, что жизнь — это дорога, на обочине которой он однажды увидел рыжую девчонку. И взял с меня слово, что если я увижу человека на обочине, то протяну ему руку, как когда-то па протянул её мне.
Силва помолчал, прикидывая что-то.
— Покажи-ка его.
Лана послушно развернула дисплей.
— М-да… ну, столкуемся — откормим. Как тебя зовут, юнец?
— Пиппо… то есть, Джузеппе, синьор.
— Капитан! — прошипела Лана, почти не разжимая губ.
— Джузеппе, капитан.
Аль нахмурился.
— Слушай меня внимательно, Джузеппе. Просьба моей крестницы — самая большая удача в твоей бестолковой жизни. Большей, скорее всего, не будет. Это понятно?
— Да, капитан.
— Воровства у своих я не потерплю. Выручать, если попадёшься, воруя у чужих, не стану. Это понятно?
— Да, капитан.
— Ты сто раз проклянёшь тот день, когда попал ко мне. В сто первый — благословишь.
Пиппо, заметно оробевший, просипел:
— Трина сказала, что легко не будет.
— Не будет, это точно. Что ж… по рукам.
— Познакомься, Аль, — вклинилась в «мужской разговор» Лана. — Это отец Луиджи, секретарь и доверенное лицо монсеньора.
Она не уточнила, о каком монсеньоре идёт речь. Не дурак же Аль, в самом-то деле? Переждала обмен церемонными поклонами, и продолжила:
— До твоего появления за Пиппо присмотрят. Отец Луиджи, я попрошу вас…
— Мальчика отдадут только капитану Силве. Код для связи я немедленно пришлю.
Лана определённо не называла фамилию. Впрочем… кто она такая, отец Луиджи знал. Стало быть, и имя крёстного отца вместе с коммуникационным кодом не были для него тайной.
— Если им будут интересоваться…
— Монсеньор не одобряет интереса к своим делам.
— Хорошо. До встречи, Аль! — дисплей свернулся. — Пиппо, не подведи меня.
— Я не подведу, Трина! — мальчишка, подкрепляя свои слова, торопливо перекрестился.
Отец Луиджи, о чём-то раздумывавший уже с полминуты, наклонился к уху Ланы:
— Я вызвал транспорт для вас. Через две минуты он сядет у входа на площадь. Вас доставят непосредственно на место. Не стоит рисковать, связываясь с вокзалами и портами.
— Мой напарник в отеле, а багаж в камере хранения Термини.
— Пусть ваш напарник заберёт багаж, вы подхватите его по дороге. Поверьте, никто и никогда не сможет повиснуть на хвосте у того, кто возит монсеньора. Вы прибудете на место быстро и чисто. А мы помолимся о вас. И я, и монсеньор, и Джузеппе тоже. Не так ли, юноша?
Лана откланялась, сделала несколько шагов, но тут ей в голову пришла мысль, которую она сочла дельной. Мрина обернулась — священник и воришка стояли, глядя ей вслед — и негромко проговорила:
— Ещё одно, отец Луиджи. Прежде, чем отдать Пиппо капитану Силве, возьмите его за ноги, переверните вниз головой, и хорошенько потрясите. Так, на всякий случай!
Два человека неторопливо потягивали превосходный кофе, сидя в беседке у самой стены, окружающей сады Ватикана.
— Мои впечатления… — младший из собеседников медлил отвечать на заданный вопрос. — Монсеньор, а она вообще христианка? Я знаю, что вы крестили её, и Символ Веры наверняка отлетал у неё от зубов, но…
— Христианка? Не уверен, — усмехнулся старший. — Зато я уверен кое в чём другом, Луиджи. Такие, как это создание Божье, чаще всходят на костры, чем разжигают их. Полезное качество. Служители — в долгосрочной перспективе — приносят куда большую прибыль, нежели фанатики. Особенно служители, живущие быстро потому, что не рассчитывают прожить долго. Не стоит также сбрасывать со счетов верность данному слову, готовность тратить время и ресурсы на то, чтобы его сдержать, и нежелание ходить в должниках. Кроме того, она свято верует в справедливость и необходимость кары для зла. Грех это не использовать. Надо только подтолкнуть её в нужном направлении, дабы справедливостью и злом она считала то, что выгодно нам.
— Вы иногда бываете циничны, монсеньор, — вздохнул секретарь.
— Я иногда бываю честен. Планетарная епархия, подумать только… вы представляете себе лицо монсеньора Бальдини?
Глава 12
— О чём задумалась, рыжая?
— О любимом грехе Дьявола.
У выхода с площади Святого Петра стояло несколько машин. «Клубок», сброшенный предусмотрительным отцом Луиджи на коммуникатор Ланы, подвёл её к самой неказистой. Порядком потрёпанному мобилю-универсалу явно было не место среди роскошных лимузинов, поджидавших респектабельных пассажиров.
Да и водитель, неуклюже распахнувший перед ней заднюю дверцу, никак не мог претендовать на звание «персонал месяца». Первому лейтенанту Дитц хватило одного взгляда чтобы увидеть и почти белёсую радужку… и неподвижное, как после топорно сделанной пластики, лицо… и униформу, скверно сидящую из-за кособокости мужчины, которому могло быть и тридцать, и шестьдесят. Увидеть, припомнить биографию монсеньора, и оценить по достоинству. Как (в который уже раз) самого монсеньора, так и присланного им служащего.
Машина неторопливо покатила прочь от Сан-Пьетро, пересекла Тибр, запетляла по улицам. Слева мелькнул Колизей, и Лана, сама не зная почему, вспомнила, что на арене гигантского цирка могли одновременно выступать три тысячи пар гладиаторов. По крайней мере, так утверждала попавшаяся ей некогда статья…
В том уголке мозга, где обычно прохлаждались предки, захрюкал от сдерживаемого смеха Лоран Хансен Зель-Гар. «Три тысячи пар!» — потешался он. — «Три тысячи пар вооруженных до зубов людей, которым нечего терять! Против скольких? Пятидесяти тысяч зрителей? Девочка, чему тебя только учили в этом твоем десанте! Ты помнишь, как началось восстание? Сколько нас было?» Как ни крути, Лоран, опытнейший гладиатор, был прав.
