случае, топтаться по колено в воде смысла не было, особенно с ящиками боеприпасов и тяжеленными спингардами.
Мертвеца похоронили, а его товарищи принялись отстреливать последних птиц, пытаясь добыть хоть немного еды. Часть отряда под руководством Каммамури и Сапагара начала рубить парангами и кампиланами деревья, чтобы соорудить из них мостки, остальные приготовились вязать их своими кушаками.
Работа выдалась нелегкой. До заката удалось сделать четыре плота длиной в тридцать футов и шириной около пятнадцати. По таким настилам босые люди вполне могли пересечь опасный участок без риска наступить на отравленный дротик. В девять вечера, дождавшись восхода луны, отряд покинул островок и осторожно двинулся по залитой водой низине.
Даяки и малайцы тащили мостки, чтобы заранее не утомлять ассамцев, которым предстояло самое трудное дело – прокладывать плавучую дорогу. Наконец они достигли того места, где несчастный негрито наступил на отравленный дротик. Мостки бросили в грязь. Воды было недостаточно, чтобы те плыли сами.
Начался тяжкий труд. Малайцы, даяки и негрито забирались на плоты и ждали, пока ассамцы не перетащат вперед следующие. Продвижение, как и предсказывал Янес, было страшно медленным и настолько утомительным, что время от времени ассамцы вынуждены были отдавать свою обувь малайцам, дабы смениться и передохнуть.
Янес, Сандокан и Тремаль-Наик шагали в авангарде. Все трое носили крепкие и высокие морские сапоги, которым нестрашны были никакие дротики. Других опасностей пока не наблюдалось: пустая равнина, залитая водой, лежала как на ладони. В ярком свете луны человека заметили бы издалека, и его тут же прикончили бы меткие стрелки.
Между тем ловушке, казалось, не было конца и края. Все трое чувствовали, как под толстыми подошвами хрустят отравленные наконечники.
– Каковы негодяи! – воскликнул Янес. – Надеялись окончательно нас изничтожить?
– Именно так даяки и воюют, – ответил Сандокан.
– Если бы не отличные подметки, тут бы мы и полегли.
– Кстати, как твои? Еще держатся?
– Шкура носорога, приятель, толщиной в три пальца.
– Вернешься в Ассам, сделай милость, пришли мне дюжину пар.
– Всего-то? – удивился Тремаль-Наик. – Лучше корабль с забитыми под завязку трюмами, чтобы хватило на всех твоих храбрецов!
– Сомневаюсь, что мне удастся приучить их обуваться, – усмехнулся Малайский Тигр. – Ваш подарок в итоге достанется обезьянам.
Так, перешучиваясь, трое искателей приключений неторопливо продолжали путь, а за их спинами люди упорно перетаскивали мостки.
На рассвете путники устроились передохнуть на все тех же мостках посреди моря грязи. Завтрак вышел скромным, хотя Тремаль-Наику удалось подстрелить несколько птиц. День прошел спокойно. Враги не показывались. Вероятно, грек положился на расставленную ловушку из дротиков, рассчитывая, что никто не выйдет из нее живым, а посему не стал утруждать себя засадами.
Вечером они возобновили путь. Янес, Сандокан и Тремаль-Наик вновь шли впереди, зорко высматривая врагов. Эта ночь выдалась не легче предыдущей. Ассамцы, малайцы и даяки по очереди надевали обувь, позволяя друг другу отдыхать. Неприятеля они так и не встретили, к вящему огорчению уже заскучавшего Янеса.
– Зачем я покинул красавицу-рани и ассамский дворец? Чтобы шлепать по вонючим лужам, не сделав ни одного выстрела из карабина? Тоска зеленая… Ты так не думаешь, Сандокан?
Малайский Тигр шагал молча, пристально вглядываясь в темноту. Ему хотелось поскорее добраться до возвышенности у озера. Именно там его воинам предстояло последнее сражение этого утомительного похода.
Еще целых три дня отряд полз по равнине, пыхтя и передвигая мостки. И вот наконец изможденные люди увидели сушу, к которой так стремились. Рукотворное болото они миновали, потеряв одного-единственного человека. Перед ними раскинулся густой лес, обещавший прохладную тень, богатую добычу и надежную землю, на которой журчат чистые ручейки.
– Прямо рай земной! – восхитился Янес.
Сандокан без проволочек выбрал место для стоянки. Малайцы и даяки принялись за сооружение аттапов, негрито отправились собирать колючие ветки, чтобы окружить ими лагерь, отчасти обезопасив себя от неприятных неожиданностей.
– Поверишь ли, – продолжил португалец, – еще немного, и я послал бы к дьяволу трон твоих предков.
– Сам знаешь, Борнео – это не Индия, – ответил Сандокан. – Хотя даже там нам пришлось попотеть, отвоевывая корону для твоей прекрасной рани. Может, ты забыл?
– Любовь заставляет забыть о подобных мелочах, – заметил Тремаль-Наик. – Ты разве не заметил, Сандокан, что наш Янес поминутно плачется о своем ассамском дворце?
– Еще бы! Все эти повара, кравчие, постельничие и прочие бородачи самого разбойничьего вида! А еще прекрасные залы, толпы баядерок, каждый вечер устраивающих танцы во дворце! Ах, Янес, Янес… Ассам тебя развратил.
– Карамба! – сквозь смех вскричал португалец. – Неужто я не доказал вам, что у меня по-прежнему железные икры и крепкая рука? И что я еще не забыл, как затягивать пояс во время трудного похода? Вы меня обижаете, друзья. Подайте мне сейчас толпу даяков и увидите, что с ними будет! Хотите, под красным соусом вам их подам, хотите – под белым!
– Да знаем, знаем, – улыбнулся Тремаль-Наик. – Ты до смерти будешь бравым братцем знаменитого Малайского Тигра.
– Даже оставаясь принцем-консортом рани Ассама? – подозрительно уточнил Янес.
– Ну конечно, – ответил Сандокан. – Хотя позволь заметить, ты сделался несколько брюзглив.
– Это все потому, что при ассамском дворе все вечно брюзжат, кто – громко, кто – вполголоса, – сказал Янес. – Ладно, шутки в сторону. Пора заняться планом сражения. Сандокан, когда мы дойдем до озера?
– Через три дня.
– И где там угнездился раджа?
– В деревне на сваях, окруженной с суши крепким палисадом. Она вдается в озеро на несколько сот саженей.
– Ее-то нам и предстоит штурмовать, если даяки нас не остановят?
– Да. Я хочу поразить убийцу в самое сердце. На озере полно лодок. Это проще, чем прокладывать подвесной мост под вражеским огнем. Я все разузнал. Сегодня же отправлю негрито и даяков мастерить сумпитаны и собирать гуттаперчу.
– Зачем? – хором спросили Янес и Тремаль-Наик.
– Чтобы сжечь столицу раджи. Горящие стрелы принесут куда больше пользы, чем пули и шрапнель. Я уже давно продумал, как сломить сопротивление подлеца и заставить его сдаться мне живым.
– Хм… Насчет последнего у меня есть сомнения, – протянул Янес. – Когда этот человек поймет, что все кончено, он не станет дожидаться, пока ты нанесешь удар своим крисом.
– Посмотрим, сумеет ли он ускользнуть.
Их беседу прервала ружейная пальба. Малайцы и ассамцы рассыпались по окрестностям и настреляли изрядно дичи. Женщины уже собрали хворост и разожгли костры, воткнув в землю рогульки для импровизированных шампуров из штыков. Охотники не заставили себя долго ждать. Они вернулись груженные зверьем и птицей: бабируссами, тапирами, обезьянами, какаду и всем прочим в таком роде. В лагере воцарилось веселье. Людей можно было понять. Последние дни пояса пришлось затянуть до отказа.
Вскоре мужчины, женщины
