class="p1">— Когда Маргарет вошла в дом, ты что-то слышал? Может быть, разговоры, ссору или крики?
— Нет, милорд. Все было тихо. Да и с кем Мэгги ссориться? Служанка все знает, а отец в это время в пекарне возится.
— Ты просил у отца Маргарет руки дочери? — внезапно заинтересовалась Вилл. Я смысла в этом вопросе не видел — но я ведь мужчина. А женщин все, связанное с обручением и замужеством, влечет с поразительной силой.
Кудрявый Джонни удивленно поглядел на Вилл, перевел взгляд на меня — и я нахмурил брови.
— Ты слышал, что спросила леди де Бов. Отвечай!
— Простите, сэр Марк. Я… Ну… Я… Я хотел. Я правда хотел. Но Мэгги поговорила с отцом, намекнула, и он… Он был против.
— Почему же? Вы достойный молодой человек, к тому же с деньгами.
— Так-то оно так… — почесал в лохматом затылке Джонни. — Я, конечно, не бедствую, да и служба в городской страше — это не пес наср… чихнул. Простите, миледи. Вот только папаша Саддлер для дочери жениха побогаче искал.
— Вы это знаете со слов Маргарет?
— Ну да. Она с папашей заговорила разок насчет жениха-стражника, так крику было — отсюда и до Лондона. Вот мы и решили повременить пока. Я деньги откладывал — думал, что если накоплю пару фунтов, старый Саддлер посговорчивее станет.
— Вас задело такое отношение?
— Да как сказать. Обидно, конечно. Я все ж таки стражник, а не селянин какой-нибудь и не кухарь. Но что поделать, против слова отца не попрешь.
Глава 39, в которой Марк швыряет яблоки
— Ну и чего ты прицепилась к парню? — я разлил по кубкам вино и достал из ящика стола яблоки — подвядшие, но вполне съедобные.
— Не знаю. Странная ситуация. По-моему, этот твой Джонни что-то недоговаривает.
— Во-первых, он не мой. А во-вторых, то, что недоговаривает Джонни, вполне могу сказать я. Этот кобелина даже не думал жениться. Он запудрил смазливой дурочке мозги, наобещал любовь до гроба, подарил какую-нибудь пеструю дрянь — и получил все, что хотел получить. Через месяц-другой ягненочек Джонни завел бы себе другую девчонку, а Мэгги осталась бы с пузом. Ну или без — если хватило ума вовремя сбегать к бабке и заварить правильную травку.
— Ну вот тебе и повод для убийства. Мэгги залетела, угрожала рассказать отцу — и Джонни ее прирезал, — Вилл грустно осмотрела яблоко, поморщилась, но все-таки откусила. — Кислятина. Как и вино.
— Извини. Шоколада нет, — критически оглядев горсть яблок, я выбрал самое румяное. — Попробуй вот это.
Коротко размахнувшись, я вышвырнул объедок в окно. С улицы раздался растерянный вскрик, а вслед за ним сочная, забористая ругань.
Ой.
Вилл поглядела на меня укоризненно.
— Что?! А нечего под окнами шляться! Работать иди, лодырь! — я швырнул в окно второе яблоко. — И шлем надень, остолоп! В голову прилетают не только яблоки!
Вилл все еще глядела укоризненно.
Некоторые люди принимают чересчур близко к сердцу всякую ерунду.
— Не стал бы Джон девчонку из-за такой чепухи убивать, — благоразумно сменил тему я. — Ну сама посуди: что может сделать стражнику какой-то там булочник? Да он даже скандал затевать побоится, чтобы дочку на весь город не опозорить. Так что бояться Джону было абсолютно нечего. А значит, и повода для убийства не было.
— Да, наверное. К тому же — допустим, Джонни все-таки прикончил Маргарет. Как тогда объяснить еще два трупа?
— И глотки у них были перерезаны одинаково.
— Вот это, кстати, не проблема, — вино начало действовать, и щеки у Вилл порозовели, а в глазах вспыхнули огоньки хмельного азарта. — Джонни ведь стражник. Значит, первый труп точно видел и обстоятельства смерти знал. Запросто мог воспроизвести все детали.
— Зачем?
— Ну да… Зачем… — поскучнела Вилл. — Херня какая-то.
— Херня… Вот у Миллера причина была весомая. И даже возможность имелась. Запросто мог напоить кого-то из моих ребят. Разузнал все детали убийства, подкараулил гулящую жену, отвел в тихий уголок и прирезал.
— Так может, это он и был?
— Не может. Миллер до сих пор в яме сидит.
— В смысле? — широко распахнула глаза Вилл.
— В прямом. Я Миллера сразу после допроса под замок посадил. На всякий случай.
— И до сих пор не выпустил?!
Черт. Точно. Миллер.
— Я не успел. Третий труп мы вообще-то только сегодня ночью нашли.
— Вот именно! А сейчас уже вечер! Прошло больше двенадцати часов!
— И что? Миллер сидит в яме уже четыре дня. Часом меньше, часом больше без разницы.
— Марк!
— Что Марк?!
— У тебя невиновный человек сидит в яме!
— Ну не в петле же висит!
— Марк!!
— Да что Марк?!!
Что Марк?! Почему вечно Марк?! Других людей в Нортгемптоне нету, что ли? Марк то, Марк се, Марк, сделай то, Марк, сделай это. Хреново, Марк! Переделай, Марк!
Как же вы все меня задолбали!
С грохотом швырнув кубок в стену, я пинком распахнул дверь.
— Тобиас!
— Да, милорд?
— Коня!
— Вы уже знаете, кто убийца, милорд?
— Не твое дело! Седлай коня, тупица!
— Сию минуту, милорд, — истово кивнул Тобиас и бросился исполнять. Миллер. В яме. Аж целых четыре дня. Безвинный страдалец, мать его.
А я, между прочим, с полуночи на ногах! Бегаю по городу, как ошпаренная дворняга! Не жрал, не спал, на заднице мозоль от седла скоро будет! Обо мне хоть кто-нибудь подумал? Нет, мы о Миллере думаем. О Миллере заботимся! Он же страда-а-а-ет! Лежит на соломе, с боку на бок переваливается, жратву и воду прямо в руки получает. Как ты мог такое допустить, Марк! Ты ужасный, ужасный, жестокий человек! Нету тебе прощения!
Да твою ж гребаную мать!
Когда Тобиас вывел оседланного Ворона, я уже метался по двору, пиная засохшее конское дерьмо и камни.
Твою распрогребаную мать!
— Милорд… — остановился в нерешительности Тобиас.
— Чего топчешься, идиот?! Пошел прочь, — отшвырнув щуплого Тобиаса в сторону, я вскочил в седло. Почуяв мое настроение, Ворон загарцевал, дробно вбивая копыта в землю.
— Милорд! Постойте!
— Чего тебе? — я придержал коня.
— Я насчет Кудряша, милорд. Насчет Джонни, — Тобиас, понизив голос, воровато стрельнул глазами по
