Некоторое время они так и работали: Марго в Нью-Йорке, Олеся, представляющаяся Дафной, – в Лондоне. Но Олеся жила взаймы, и срок был на исходе.
– Скотленд-Ярд все еще разыскивал меня, и я знала, что мне всегда придется жить с оглядкой, если я не свалю оттуда ко всем чертям. Так что я – в качестве Дафны, разумеется – сказала Марго, что хочу переехать в Нью-Йорк, и она помогла мне найти квартиру, сделать визу и разобраться со всем необходимым.
Как только она прибыла в Нью-Йорк, то сразу почувствовала себя как дома.
– Не могу описать, до какой степени я влюбилась в этот город. Это место было создано для меня.
Но аванс за «Бархатцы» был мал – слишком мал, чтобы на него прожить. Поэтому Олеся украла еще несколько личностей. Пару лет она была Софией Биссет – эта личность могла сгодиться лишь на недолгий срок, пока Олеся могла сойти за целеустремленного молодого модного дизайнера из Парижа двадцати с небольшим лет. Софи принесла Олесе кое-какие деньги, но это было лишь чуть больше прожиточного минимума.
– Я едва сводила концы с концами. Я и не представляла, как мало зарабатывают романисты и начинающие дизайнеры, даже когда они все делают правильно и им сопутствует удача. Я пыталась понять, как другим удается выжить в Нью-Йорке, и узнала, что почти все имели трастовый фонд, жили с родителями или ютились в небольших квартирах-студиях с множеством соседей.
А затем на вечеринке в Сохо, одной волшебной, судьбоносной ночью, она познакомилась с Инге Вольф.
– Инге была само совершенство. Австрийская наследница, бунтующая против своих родителей и живущая с бойфрендом, которого ее предки ненавидели всеми фибрами души. Она мимоходом бросила, что ее отец оплачивал люкс в «Плаза», но она терпеть не могла это «душное место» и никогда там не появлялась, а отец уже владел недвижимостью в центре, поэтому тоже не пользовался номером.
На той же вечеринке Олеся украла паспорт Инге и отправилась прямиком в «Плаза».
– Когда я была на месте, то сказала им, что мой отец платит за номер, и что я буду жить в нем в обозримом будущем. Я думала, что они сразу же вышвырнут меня, но этого не произошло. Вместо этого они осведомились, зовут ли меня «Инге Кэтрин Вольф», и я ответила не моргнув: «Да, но зовите меня просто Кэт». Меня проводили в люкс 2040. Николай сделал мне копию паспорта Инге, и дело с концом. Я ни разу больше не видела Инге; в последний раз, когда я о ней слышала, она сбежала в Буэнос-Айрес со своим бойфрендом и они тайно поженились. Я живу в качестве Кэт вот уже четыре года, – сказала она, вернув свой неоднозначный акцент, в котором мешались отзвуки русского, немецкого и английского.
Она не стала рассказывать мне обо всех тех махинациях, которые она провернула, став Кэт, да ей и не нужно было: я прочитала такое количество статей, что знала о каждом ее трюке. Или, по крайней мере, о тех, которые были раскрыты.
У меня было множество вопросов, но особенно беспокоил меня один:
– Значит, ты лгала мне? Все то время, что мы были знакомы, ты просто лгала?
– Я хотела защитить тебя.
– Защитить меня? И как же ложь могла меня защитить? Ты использовала меня.
– Я тебя не использовала.
– Именно это ты и сделала.
– Я считала тебя своим другом.
– Мы не друзья! – воскликнула я. – Дружба строится на честности и доверии. Друзья не лгут друг другу. Они не вовлекают друг друга в преступные схемы и аферы, и уж конечно, они не вынуждают друг друга совершать – как там его – мошенничество. Я даже не знаю, сколько ужасных вещей ты сделала. Нет, Олеся. Я тебе не друг. А ты никогда не была другом мне. Ты мошенница, лгунья и аферистка.
Она посмотрела на меня горящими глазами.
– Ты не так уж сильно отличаешься от меня, Лора, и ты это знаешь.
– Это не так, – ответила я, отрицательно мотая головой.
– Мы обе были никем. Нас обеих недооценивали, игнорировали, топтали. Нам обеим пришлось лгать, чтобы получить то, что мы хотим – и чего заслуживаем.
– Нет, нет, нет, я бы никогда так не сделала.
– Сделала бы. Да ты и делала. Ты обманывала своих родителей. Ты обманывала весь свет. Ты даже меня обманывала. И я никогда тебя за это не осуждала – ни на одно мгновение, Лора, – потому что я испытала все это на себе. Я знаю, против чего ты сражаешься, поэтому я подружилась с тобой. Поэтому я позволила тебе жить со мной, поэтому я помогла тебе. Мы с тобой далеко не такие разные, Лора. Ты – это я двадцать лет назад.
От ее слов мой мир пошатнулся.
Мы несколько минут просидели в тишине.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем она заговорила снова, но ее голос рассек царившую в комнате тишину, словно нож.
– Послушай, мне нужно остаться здесь на пару дней, – сказала она, ее голос снова обрел свое фальшивое низкое звучание и немецкий акцент.
Вопреки всякому здравому смыслу, я сказала ей, что она может оставаться столько, сколько захочет, но только пусть не выходит наружу.
– Если тебя здесь кто-нибудь увидит, если полиция заметит тебя, то у меня будут серьезные проблемы.
Она согласилась, что ей следует залечь на дно. Я не сказала ей, что меня скоро выселят. Я не сказала ей, что через полторы недели я собиралась переехать к родителям.
Было три часа ночи, когда мы наконец залезли в постель. Я выключила свет, и тут мне в голову пришел еще один вопрос, который я забыла задать:
– Что ты собираешься делать?
Она помолчала.
– Не знаю, – проговорила она наконец срывающимся голосом. – Я не могу остановиться. Если я остановлюсь, то проведу остаток жизни в тюрьме. Я не хочу в тюрьму, Лора. Я не могу попасть в тюрьму.
Я уже начала погружаться в сон, когда услышала, как она прошептала:
– Ты мой единственный друг в Нью-Йорке.
Я притворилась, что не слышала ее, но сама в это время силилась сдержать слезы. Я не сказала ей, что она тоже была моим единственным другом. Где бы то ни было.
Я не могла уснуть. Я постоянно думала о том, что она сказала, и все спрашивала себя, права ли она. Действительно ли я не так уж сильно от нее отличалась? Если бы ее не арестовали, и та книжная сделка не провалилась бы, встала бы я на путь превращения во вторую Кэт Вольф? Был бы у меня выбор? Был ли выбор у нее?
Одно, впрочем, я знала наверняка: Сейчас у меня выбор был.
Как только поднялось солнце, я осторожно выскользнула из постели. Одеваясь, я беспокоилась, что она услышит меня, но она спала крепко и спокойно. Судя по ее виду, она давно нормально не высыпалась. Я написала короткую записку и оставила ее на прикроватном столике.
Я прокралась из квартиры, прихватив с собой ноутбук, дневник и рюкзак. Закрывая дверь, я секунду поколебалась, решая, оставить дверь запертой или открытой.
