своему гостю. — Меня зовут Энгелберт. Чем могу помочь?
— Ваша партнерша — Вильгельмина, ведь так ее зовут? Я бы хотел с ней поговорить.
— Сожалею, но ее здесь нет.
— Разве? А мне показалось, я видел ее сегодня вечером. — На самом деле, это Тав думал, что видел ее, но потерял в толпе, идущей из церкви.
— Да, она была здесь. Но ей пришлось уехать, — объяснил Энгелберт.
— Довольно неожиданно, — заметил Берли. — И куда же она отправилась?
— Она вернется через пару дней. Тогда можете с ней поговорить.
— Я не про то. — Берли подошел на шаг ближе. — Мне необходимо знать, куда она направилась.
Пекарь долго смотрел на странного посетителя, а затем твердо сказал:
— Она отправилась по своим делам.
— Это я понял. Но вот куда?
— А с чего бы вам об этом беспокоиться?
— У меня есть для нее некоторые сведения, — солгал Берли. — Поэтому мне хотелось бы найти ее. — Он похлопал по нагрудному карману плаща, как будто там могло лежать что-то ценное. — Это для ее же пользы. Пожалуйста, скажите мне, где она?
— Возможно, если вы сообщите мне то, что хотите передать, я смогу вам помочь, — предложил пекарь.
— Я задал простой вопрос. Почему вы не хотите мне сказать?
— Говорю вам, она уехала по делам. Она иногда так делает. Что еще я могу сказать?
Улыбка Берли померкла, а глаза сузились.
— Так не пойдет, друг мой, — сказал он, и его голос стал злым. — Вам придется сказать больше. — Он подошел еще на шаг и понизил голос. — Ваша напарница вмешалась в мои дела, и я хочу знать, почему. Очень хочу.
Пекарь удивленно поднял бровь.
— Я вас не понимаю.
— Возможно, мой немецкий не так хорош, как следовало бы. — Берли подошел еще ближе. — Хорошо. Попробую объяснить. Фройляйн вмешивается в мои дела. Я хочу знать, почему.
— Мне кажется, вам лучше уйти, — ответил Энгелберт, складывая руки на мощной груди. — Больше мне нечего вам сказать.
— Мы еще не закончили, — зловеще произнес Берли. Он махнул рукой Таву, стоявшему в дверях. — Он не хочет говорить. Помоги ему развязать язык.
— Сделаем, босс. — Двигаясь с неуловимой быстротой, Тав возник перед Этцелем. Выбросив руку вперед, он схватил пекаря за горло. — Послушай, ты, придурок, — сказал он резким шепотом в ухе жертве. — Мой босс задал вопрос. Лучше тебе рассказать все, что тебе известно. А то пожалеешь.
— Он не понимает английского, — заметил Берли, садясь на стул.
— Да он и так понял, — ответил Тав, ослабляя хватку.
Энгелберт отступил на шаг, потирая шею.
— Я вам ничего не скажу, — сказал он. — Уходите сейчас же.
Он еще не успел договорить, а кулак Тава врезался ему в челюсть, заставив отшатнуться.
— Я уже объяснил, — проговорил Берли расслабленным тоном, — вы расскажете мне все, что я хочу знать.
Пекарь, угрюмо глядя на нежелательных гостей, потер челюсть и покачал головой.
— Я вам ничего не скажу.
— Посмотрим. — Берли кивнул Таву. Тот достал из кармана кастет и демонстративно надел на руку.
— Думаешь, если сделаешь мне больно, я тебе скажу что-нибудь? Ошибаешься.
— Последний шанс, — сказал Берли.
Тав ударил кастетом по деревянной столешнице рядом с собой. Треск ломающегося дерева прозвучал так, будто сломалась кость.
— Как вам не совестно, — сказал Энглберт, вызывающе вскинув подбородок. — Я не стану с тобой говорить.
Тав ударил здоровяка в живот. Энгелберт отшатнулся, стукнулся спиной о духовку и рухнул на четвереньки. Берлимен ударил его ногой в живот.
Этцель всхрапнул от боли. Он глотнул воздуха и схватился за живот. Но произнес хотя и напряженным, но уверенным голосом:
— Да, ты можешь сделать мне больно, но я тебе все равно ничего не скажу.
— Мы только начали, — сообщил ему Тав. Следующий удар пришелся булочнику по лицу. Над глазом появилась рана. Кровь хлынула из рассечения и залила ангельское лицо пекаря.
Энгелберт, задыхаясь от боли, помотал головой, чтобы стряхнуть кровь с глаз.
— Вставай, — прорычал Берли. — На ноги!
— Можешь избивать меня, пока я не смогу встать, — сказал Этцель, поднимаясь на ноги. — Только все равно ничего от меня не получишь.
Тав ударил в подбородок. Из нового рассечения кровь полилась на белую рубашку и фартук.
— Говори! — потребовал Тав.
Вызывающе глядя на обидчиков, Этцель заявил:
— Как Вильгельмина доверилась мне, так и я доверяюсь Богу. — Он потрогал челюсть. — Бог — мое прибежище и моя сила.
— Бог? — прорычал Берли. Ярость захлестнула его с головой. — Ты еще смеешь болтать о Боге? Слепой дурак! Бога нет!
Пекарь посмотрел на него с жалостью.
— Ты меня слышал? — рявкнул Берли. — Нет никакого Бога!
Тав снова ударил, попал в челюсть, выбил пару зубов.
Энгелберт застонал и снова упал на колени.
— Ну, и где твой бог? — Берли жестко усмехнулся и остановил Тава, готового к новому удару. — Где твое прибежище?
В зале послушался какой-то звук, похоже, там отодвинули стул. Мгновение спустя перед стойкой появился мужчина с худым лицом, острой бородкой и в зеленой шляпе.
— Что здесь происходит? — требовательно спросил он.
— Не твое дело, — отрезал Берли, даже не оглянувшись. — У нас тут к пекарю вопросы.
— Этцель? — окликнул мужчина. — О чем он говорит? — Только тут спрашивающий заметил Энгелберта на полу, увидел окровавленное лицо булочника и ахнул. — Этцель! Что с тобой?
— Пошел вон! — прорычал Берли, поворачиваясь к мужчине. — Тебе сказали, не лезь не в свое дело!
— Теперь это мое дело, — возразил мужчина, обогнув стойку и заходя в кухню. — Я — господин Арностови, мне принадлежит это здание. — Он быстро подошел к Энгелберту и повернулся к Берли. — А ты — преступник.
— Мне надо знать то, что мне надо знать, — рявкнул Берли, не обращая внимания на домовладельца. — Или мне скажут, и я оставлю вас в покое, или…
— Молчи, Этцель, — сказал домовладелец. — Теперь они будут иметь дело со мной, Якубом Арностови.
