говорю не с дошкольником, а с человеком, который должен отвечать за себя. Я говорю с пионером, председателем совета отряда, Трубачев!
Васек крепко прижал к бокам опущенные руки.
– Есть… – чуть слышно сказал он.
– Хорошо. Это не все. Я хочу знать еще, Трубачев, как ты смел уйти самовольно с урока и на другой день не явиться в класс? Что это тебе, шутки, что ли?.. – Митя второпях не подобрал другого выражения и, снова, рассердившись на себя, напал на Трубачева: – Учебу срываешь, нарушаешь дисциплину, роняешь свой авторитет в глазах товарищей! Мы тебя выбрали председателем совета отряда!.. Что это, Трубачев?
Васек молчал.
– Я спрашиваю тебя: почему ты ушел с урока? – настойчиво повторил Митя.
– Я ушел, потому что все думали на меня…
– Что думали на тебя?
– Что я зачеркнул фамилию…
– Не понимаю, – нетерпеливо сказал Митя, – объяснись… Ребята зашумели, задвигались.
Сбоку, оттирая от стола Трубачева, поспешно вырос Мазин.
– Надо разобраться… – хрипло сказал он. – С самого начала. Тут виноват мел, понятно?
Ребята вытянули головы:
– Чего, чего?
Митя нахмурился:
– В чем дело, Мазин?
Сергей Николаевич с интересом смотрел на крепкую, коренастую фигуру Мазина, на живые, острые щелочки его глаз и спокойное упорство в лице.
– Из-за чего вышла ссора в классе? Из-за мела. Вот он! – Мазин вытащил из кармана кусок мела и положил его на стол.
Девочки ахнули и зашептались. Ребята заглядывали через головы друг другу – каждому хотелось посмотреть на тоненький, длинный кусочек мела.
– Вот он, проклятый мел! Трубачев тут ни при чем. В тот день Русакова должны были вызвать, а он не знал… как это… глаголов, что ли… И я стащил мел, чтобы Русакова не успели спросить… Это раз. – Он обернулся, поглядел на испуганное лицо Пети и усмехнулся: – Ладно, я все на себя беру… А насчет ссоры… Это тоже надо разобраться. И Булгакову нечего обиженного из себя строить. Если ко всему придираться, так мы друг другу много насчитать можем. А по мне так: взял да ответил хорошенько, а то и другим способом расквитался за обиду, а цацкаться с этим… – Мазин презрительно скривил губы и пожал плечами. Разбираться так разбираться. Вот Одинцов статью написал и все на Трубачева свалил, а Булгаков тоже не молчал.
Он сам Трубачева обозлил! Ты, говорит, весь класс подвел, а тому, может, это хуже всего на свете! И мел он клал? Клал. А я стащил… И дело с концом…
– Ты все сказал? – спросил Митя.
– Нет, не все. – Мазин заспешил: – Одинцов тоже… не разберется, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачева… – Мазин кашлянул в кулак, говорить ему было больше нечего. – Проклятый мел! – пробормотал он, не выдержав пристального взгляда учителя.
– Мазин, сядь! Мы с тобой еще поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!
– Прошу слова! – крикнул кто-то из ребят.
Митя поднял руку.
– Я еще не кончил. Когда кончу, кто хочет – возьмет слово… Так вот, Трубачев, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушел с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришел ко мне, к Сергею Николаевичу?
Трубачев молчал.
– Я не думаю, Трубачев, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.
– Я не знаю, – твердо сказал Трубачев, сжимая зубы. «Пусть Мазин сам сознается, если хочет», – подумал он.
– Трубачев, ты знаешь, – тихо и настойчиво сказал Митя.
Трубачев опустил голову.
Ребята заволновались:
– Трубачев, сознавайся!
– Трубачев, говори!
Малютин протиснулся через толпу и вытянул вперед худенькую руку.
– Я прошу слова, Митя! Митя, слова! – прорываясь к столу, кричал он.
– Дайте ему слово, – шепнул Мите учитель.
– Сергей Николаевич, это не он! Митя правильно сказал. Я Трубачева знаю – про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! – Сева повернулся к молчаливым, взволнованным ребятам. – Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек… последний…
Петя Русаков вдруг вынырнул из кучки ребят и бросился к Малютину:
– Ты… не твое дело… Я не последний человек… Я сам скажу… – Петя поискал глазами Мазина. – Мазин! Мазин! Это я зачеркнул фамилию! Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачева!..
Петя весь дрожал, поворачиваясь во все стороны. Мазин, расталкивая ребят, подошел к нему и обнял его за плечи.
– Не реви, – сказал он, отводя его в сторонку и смахивая с его щек слезы. – Ну, не реви…
Васек стоял ошеломленный и смотрел им вслед. Тишина внезапно прорвалась шумом голосов. Ребята поднимали руки, требовали слова. Митя быстро взглянул на учителя и сел:
– Степанова, говори!
– Ребята, я хочу сказать… – голос у Вали сорвался, она глубоко вздохнула, – что мы мало знаем друг друга…
– Что? Почему? Как? – зашумели ребята.
Валя поправила на лбу волосы, перекинула через плечо косу.
– Потому что вот Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, в классе, а по-настоящему узнала только сейчас… Но я… мне… – Она остановилась, подыскивая слова.
– Говори! Говори! – одобрительно зашумели опять ребята.
– И все равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И еще… Знал или не знал об этом Трубачев? Если не знал, то почему он как-то странно молчал? Как будто что-то скрывал, что ли… Вот, ребята, если кто понял, – скажите, или пусть Трубачев сам все расскажет!
– Верно! Верно!..
– Трубачев, говори!
– Мы тоже не поняли!
– Я и сам ничего не понял, – неожиданно сказал Васек, все еще глядя на Русакова и Мазина. – Я сейчас все начистоту расскажу, как было. Я пришел, а фамилия зачеркнута… А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… Я после редколлегии так себе гулял… А он пришел ко мне и говорит: «Мы тебя выручим». Я и думал, что это он выручил. – Васек грустно усмехнулся и посмотрел на ребят. – Не мог же я про него говорить.
– Ты про меня думал? – вдруг отозвался Мазин. – А я про тебя! Эх, жизнь! – Он хлопнул себя ладонью по щеке и засмеялся. – А это Русаков Петька!
– А при чем Русаков?
– Пусть Русаков говорит!
– Разбираться так разбираться!
– Тише!
– Говори, Петя!
Митя и учитель сидели молча, с интересом слушая
