рваться и не попадет в беду?
– Совершенно верно.
– Но будет ли ему со мной хорошо? Он захочет к мальчикам.
– Не переживай, без мальчиков он не останется: они же роятся вокруг тебя, точно пчелы вокруг пчелиной матки. Или ты этого не заметила?
– Да, бабушка Биби упоминала, что до моего приезда они бывали здесь гораздо реже, но я никак не думала, что это как-то связано со мной, – для меня их присутствие совершенно естественно.
– Наша маленькая скромница действует как магнит, но даже и не догадывается о собственной притягательности – ничего, рано или поздно все ей станет ясно. – Доктор ласково погладил заалевшую щечку – мысль о том, как сильно ее любят, доставила Розе огромное удовольствие. – Так вот: если я перемещу магнит к тете Кларе, мальчики устремятся туда, как вот железо устремляется к стали, и Чарли будет дома так хорошо, что он сразу забудет об этих своих неприятных знакомцах, – по крайней мере, я очень на это надеюсь, – добавил доктор, вспомнив о том, как непросто отлучить семнадцатилетнего мальчишку от того, что он называет «пожить настоящей жизнью», но что, увы, зачастую оборачивается самой настоящей смертью.
– Дядя, я готова ехать прямо сейчас! Тетя Клара постоянно меня к себе зовет – она будет очень рада. Там мне придется наряжаться, поздно ужинать, постоянно общаться с гостями и всячески модничать, но я постараюсь сделать так, чтобы на мне это не отразилось; а если что-то меня встревожит или озадачит, я сразу же прибегу к тебе, – ответила Роза, в которой желание делать добро пересилило стеснительность.
На том и порешили: Розу переселили к тете Кларе, не вдаваясь в объяснения зачем, – она же была убеждена, что ей предстоит тяжелая работа, и собиралась выполнить эту работу на совесть.
Насчет пчел дядя Алек не ошибся: мальчики действительно последовали за пчелиной маткой и, к вящему изумлению тети Клары, начали добросовестно ее навещать: являлись к ужину, устраивали посиделки по вечерам. Чарли оказался радушным хозяином и всячески демонстрировал свою признательность, проявляя особую доброту к своей «сестренке»: сам-то он догадался о причине ее переезда и был до глубины души тронут ее безыскусным стремлением «склонить его к добру».
Розу часто тянуло назад в старый дом – удовольствия там были не столь утонченными, зато жизнь проходила с большей пользой, но она, не слушая Фиби, твердо убедила себя в том, что «девочки существуют, чтобы заботиться о мальчиках», и ее юная душа, исполненная материнской доброты, радовалась этой новой задаче.
Отрадно было видеть скромную миловидную девочку в компании рослых мальчиков – она постоянно пыталась понять, помочь и порадовать, проявляя при этом терпеливую благожелательность, которая на каждом шагу творила малые чудеса. Грубые слова и манеры, небрежные привычки исчезали или приобретали приемлемую форму в присутствии нашей маленькой леди; многочисленные мужские добродетели, которые постепенно занимали их место, она встречала чистосердечным восхищением, особо ценным по причине того, что ее добрым мнением дорожили несказанно; Роза и сама пыталась подражать тем благим свойствам, которые хвалила в других: боролась с девическим тщеславием и страхами, старалась быть сильной и справедливой, отважной и откровенной, а кроме того, скромной, доброй и красивой.
Все столь блистательно прошли это испытание, что по завершении месяца Мак и Стив, в свою очередь, потребовали, чтобы она погостила у них, – и Роза не отказала, потому что знала: ей приятно будет, если угрюмая тетя Джейн скажет ей на прощание, как уже сказала тетя Клара:
– Хоть всю жизнь у нас живи, душечка.
После гощения у Мака и Стива ее затребовали к себе на насколько недель Арчи и компания; у них ей было так весело, что хотелось остаться навсегда, если туда же приедет еще и дядя Алек.
Разумеется, оставить за бортом тетю Сару было бы совсем уж некрасиво, и Роза с тайным отчаянием отправилась в «Мавзолей» – так ее кузены называли это угрюмое жилище. По счастью, оттуда до дома было рукой подать, и доктор Алек заходил в гости так часто, что визит оказался вовсе не таким удручающим, как Роза думала поначалу. Им даже несколько раз удалось совместными усилиями рассмешить тетю Сару, а кроме того, Роза впустила в дом солнечный свет, заполнила молчаливые комнаты песнями, стала готовить здоровую еду и развлекать пожилую тетушку лекциями по физиологии – в результате та повадилась забывать о приеме таблеток и даже отказалась от «Матушкиного эликсира», ибо и без него прекрасно спала после длинных прогулок и поездок в экипаже, на которые Розе удавалось ее заманить.
Весна шла своим чередом, и домой Роза вернулась только в мае. Ее прозвали «Розой на месяц», потому что у каждой из тетушек она прогостила по месяцу, оставив по себе столь приятные отзвуки цветения и аромата, что каждый хотел заполучить обратно этот семейный цветок.
Дядя Алек от души радовался возвращению своего сокровища, но год, предоставленный ему для его эксперимента, подходил к концу, и его терзали тайные сомнения, что на следующие двенадцать месяцев Роза решит обосноваться у тетушки Джесси или даже у тетушки Клары – последнее ради Чарли. Доктор ничего не говорил вслух, однако с немалой тревогой дожидался того дня, когда предстояло принять окончательное решение, а пока что пытался сделать все возможное, чтобы завершить дело, которому положил столь успешное начало.
Роза была бесконечно счастлива – почти каждый день она выходила из дома, чтобы наблюдать дивное пробуждение мира, ибо весна пришла ранняя и дружная, как будто стремясь внести свой вклад в доброе дело. На каштанах у Розы под окнами набухли почки, в саду, за которым она ухаживала, из-под земли, будто по волшебству, выскакивали зеленые ростки, бесстрашные цветки тут же распускали свои бутоны, птицы безмятежно распевали над головой, и каждое утро родные голоса выкрикивали хором:
– Доброе утро, кузина, правда нынче отличная погода?
Никто не помнил даты того вечернего разговора, с которого начался эксперимент доктора (то есть никто, кроме него самого), поэтому, когда однажды вечером тетушек пригласили на чай, они явились, ничего не подозревая, уселись в кружок и завели общую беседу; и тут вошел их брат Алек с двумя фотографиями в руках.
– Помните? – спросил он, показывая одну из них тете Кларе – та сидела ближе других.
– Ну разумеется; такой она и была, когда приехала. Печальное, недетское личико, впалые щечки, большие темные глаза.
Фотографию пустили по кругу, и все сошлись на том, что «такой-то Роза и была год назад». Когда все пришли к единому мнению, доктор представил на обозрение вторую фотографию, которую приняли с величайшим одобрением
