был?
— Твой отец сказал.
— А он откуда знает?
— В «Филимоново» заявились фискалы. Взяли твоего деда, куда-то повезли, затем отпустили. Да чему ты удивляешься? У Корсаковых хватает друзей при дворе.
Ну, не друзей, подумал я, а бывших подчинённых.
— В общем, папа что-то пытался выяснить по своим каналам, потом с твоими созвонился. А затем пришли к нам, начали допрашивать, устроили обыск.
— Прости, — сказал я.
— Отец злится, — прошептала Даша, снова прижавшись ко мне. — А я не могу. Я тебя люблю, Витя. И я очень переживала.
В тот момент я испытал лёгкий укол совести. Даже не лёгкий, а весьма болезненный. Человек, к которому я привязывался всё сильнее и сильнее, не заслужил такого обращения. Я, по сути, воспользовался доверием Вешенских, чтобы проникнуть во дворец. У меня была подготовлена легенда, которая даже близко не являлась правдой. Там были межведомственные конфликты спецслужб, переводы из одного отдела в другой, улаженные недоразумения и прочий бред. Не было только одного — правды.
Через час я вышел от своей девушки и отправился к себе.
Первая пара была пропущена, а это очень плохо. Близятся экзамены, многие преподаватели Магикума отличаются злопамятностью.
С отцом я уже поговорил, мать тоже успокоил.
Всем скормил одинаковые байки.
Я и представить себе не мог, что наиболее трудным окажется для меня разговор с отцом Даши. После всех пар, допов и беготни на полигоне у меня освобождалась часть вечера. Теперь я числился консультантом дома Романовых и имел полное право забить на тайную канцелярию. Табельное оружие пришлось сдать вместе с ксивой, казённой сим-картой и боезапасом. Подписать очередную бумажку о неразглашении. Справившись с этой задачей и ощутив запах пусть и относительной, но свободы, я решил нанести визит вежливости будущему тестю. Даша меня любит, её позиция ясна. Что касается пожилого аристократа, то он наверняка видит то, что произошло на Рауте, в несколько ином свете.
А, значит, простым коньяком не отделаешься.
Благодаря Даше я выяснил, что Игорь Игнатьевич обожает экзотические сорта чая. А что может быть экзотичнее сортов, выращенных в запорталье? Пришлось заскочить в «Заварку» — весьма специфический магазинчик на Невском. Консультант помог выбрать интересный травяной микс с Моноземли. Жестяную коробку упаковали в фирменный льняной пакет и содрали с меня столько денег, что можно было бы опоить пуэром целую группу студентов Магикума. Продлив с телефона срок аренды «торнадо» ещё на один день, я отправился к дому своей возлюбленной.
Даша, разумеется, сделала вид, что удивлена, хотя этот визит мы спланировали вместе. Если Вешенский о чём-то и догадался, то виду не подал, а привезённый подарок явно пришёлся мужику по душе. Немного поворчав, что не предупредили, а где коньяк, и нет ли желания подраться на керамбитах, Игорь Игнатьевич таки пригласил меня к столу, официально заявил, что не сердится и угостил довольно вкусным ужином. Отправив дочь за семейными фотоальбомами, что выглядело совсем уж старомодно и надуманно, Вешенский сходу заявил:
— Что у тебя за игры, сынок?
Я открыл рот, чтобы нанести пурги про спецслужбы, но меня прервали.
— Щит императора мёртв. Новость уже распространилась. Не говори, что не в курсе. Фискалы меня допрашивали, перерыли весь дом. Твоего деда сутки продержали неизвестно где. Не вешай мне лапшу, мальчик. Ты что-то заранее планировал в Петергофе, затем попался и заключил сделку. Не знаю, на каких условиях. И знать не хочу. Мне за дочь страшно. Ты гораздо опаснее своего отца. И я начинаю сомневаться в правильности своего выбора.
— Это можно понять, — согласился я.
— Но правды я не услышу.
— Правда упакована в такие грифы, Игорь Игнатьевич, что даже думать о ней не начинайте, — отрезал я. — Скажу так. Есть опасность, которая угрожает нашей стране. Большая опасность. И мне приходится во всём этом участвовать. Я испытываю нежные чувства к Даше... и не хочу её в это впутывать. Если решите, что без меня будет спокойнее — я исчезну из её жизни.
— И оставишь девочку с разбитым сердцем, — буркнул Вешенский. — Я вижу, как она на тебя смотрит. Ты хоть сам понимаешь, что Даша готова на край света за тобой пойти?
Приходится молча кивнуть.
— Понимаю.
— В тебе огромная сила, парень. И ты не дурак. Прошу, как отец, не выпускай её из своих расчётов. Будут бить по тебе, достанется и ей.
Глава 27
Волков крутил баранку и молчал.
Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я впервые оказался на пассажирском сиденье «Совы». Тогда положение виделось мне безвыходным. Могущественная организация, на щелчок вычисляющая попаданцев. Угроза ссылки, рычаги давления. Вынужденное сотрудничество. А сейчас в тайную канцелярию звонят из администрации дома Романовых, отдают приказ, и лучший следак Особого отдела, бросив все дела, везёт меня сквозь череду портальных арок в отдалённую губернию. Я бы никогда не подумал, что там могут обосноваться люди наподобие Кары и Лешего.
Машина неслась к Туркестанскому генерал-губернаторству.
Я об этих краях не знаю почти ничего. В моей реальности это Средняя Азия, и там творится полная дичь. Хотя... красиво, конечно. Горы, кони, Иссык-Куль... Всё, мои познания закончились. Это как бы Киргизия, Узбекистан и Казахстан. Опять же, в моём мире. Здесь о странах с такими названиями никто не слышал, Туркестан — один из регионов Российской империи.
Сначала мы нырнули в Москву, оттуда переместились в Казань и направились по скоростной выделенной магистрали к Омскому порталу.
— Обижаешься, — нарушил я сгустившуюся тишину.
— Нет, — мой бывший куратор перестроился в соседний ряд, лихо подрезав карету «скорой помощи». — Просто не о чем нам с тобой разговаривать.
Пожимаю плечами.
— А ты не считаешь, что общее дело...
— Нет, — отрезал следак. — Не считаю.
Выехали мы часов в десять утра. Пробки худо-бедно рассосались, и на трассах имперского значения можно было нормально перемещаться. С неба непрестанно сыпал снег. Причём, что в Питере, что в Москве, что в Казани. Накрыло фронтом всю Россию...
— Думаешь, что всех переиграл, — Волков соизволил потратить драгоценные минуты на диалог. — Так оно и выглядит, если посмотреть в моменте. Но помни — я жду, когда ты оступишься. И я тебе не верю, Макс. Не станешь ты защищать чужой для себя мир и страну, которая ничего для таких как ты не значит.
— Не стану, — согласился я.
— Вот и я
