холмиком — простой, из фанеры, обелиск, который венчала маленькая железная красная звездочка. На обелиске обыкновенная надпись: «Старший лейтенант Вилков Константин Петрович. Погиб смертью храбрых при оказании помощи немецким друзьям».
Теперь возле этого свежего могильного холмика часто встречаются два человека — седой, почтенный генерал Василий Григорьевич Цинин и молодая женщина Вальтраут Штумме. Они кладут на холмик красные гвоздики и молча уходят каждый своей дорогой, чтобы, может быть, завтра здесь встретиться вновь. У этой могилы с обыкновенной надписью: «Старший лейтенант Вилков Константин Петрович. Погиб смертью храбрых при оказании помощи немецким друзьям».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В середине июня в воинские части, расположенные в Германии, прибыла комиссия из Москвы. Ее возглавлял маршал авиации Разговоров, которого помнили по боям под Курском, а потом в Прибалтике. В войсках его любили и знали: человек он толковый, интеллигентный, обходительный. С ним приехал и представитель Главного политического управления генерал Прошин — фронтовик, тоже исколесивший много военных дорог.
Комиссия разбилась на группы и начала работу в разных гарнизонах. Разговоров и Прошин приехали к авиаторам, в полки Крапивина и Петрова. С ними прибыл полковник, черноволосый, курносый, с оспинками на круглом лице.
Подполковник Крапивин выстроил полк для представления маршалу, но тот, приняв рапорт, приказал заниматься по своему плану, пригласив на беседу лишь офицеров.
Чтобы не терять времени, собрались прямо на аэродроме, в просторном ангаре. Здесь стояли простенькие самодельные скамейки, врытый в землю дощатый стол. Все это сделано на скорую руку, чтобы на случай непогоды собирать людей и иметь возможность с ними поговорить.
— У вас, как на фронте, — сказал маршал. — По-походному. — Он снял фуражку, бросил ее на стол, расправил усы. — Правда, бывало, такие помещения комфортом считались... — Маршал обвел рукой ангар. — А теперь, наверное, скучновато живется в этих хоромах. А?
— Живем — не тужим, товарищ маршал. — Встал лейтенант Веселов.
— Не тужим, значит?
— Это же авиация, — вставил Прошин. — Вперед и выше — хлебом не корми.
— Да. Как летаете, старший лейтенант? — спросил маршал Веселова и подошел к нему поближе.
— С частушками, товарищ маршал, — ответили за Веселова.
— Как, с частушками? — поднял брови Разговоров.
— Стихи я люблю, товарищ маршал. — Веселов смутился.
— Это хорошо. Стихи сродни авиации. Я тоже люблю стихи. Знаете, такие крылатые, изящные, чтобы с губ срывались. Помните, у Блока:
Ты и во сне необычайна.
Твоей одежды не коснусь.
Дремлю — и за дремотой тайна,
И в тайне — ты почиешь, Русь.
— Я больше Маяковского читаю и Есенина иногда.
— Частушки и Маяковский! — удивился Разговоров. — Совместимо ли это, молодой человек?
— У него совмещаются, товарищ маршал, — сказал Крапивин. — Особенно на сцене.
— А летает, значит, неважнецки? — обратился к Крапивину Разговоров.
— И тут он на высоте. Разрешите доложить, вместе со старшим лейтенантом Новиковым старший лейтенант Веселов приземлил разведчика.
— Того самого... Витта?
— Так точно, товарищ маршал! — Крапивин козырнул.
— Молодцы! — Разговоров подошел к Веселову, пожал ему руку. — А где же товарищ Новиков?
— Он, к сожалению, в госпитале, на обследовании.
— Передайте и ему спасибо. — Маршал повернулся к Крапивину. — Да таких орлов надо на руках носить. Отметили, наградили?
— Отметили, в приказе благодарность объявили.
— Не маловато ли Михаил Михайлович, как, по-твоему? — обратился Разговоров к Прошину.
— К ордену надо бы представить. Товарищ Крапивин, напишите представление.
— Слушаюсь.
— А могут ли летать другие, как Веселов и Новиков? — Разговоров вернулся к столу.
Крапивин доложил:
— Могут, товарищ маршал. Днем и ночью, в любых условиях.
— На каком потолке работаете? — Разговоров вникал в дело профессионально.
— На разных, товарищ маршал, — ответил Крапивин.
— Значит, и на низких высотах умеют перехватывать?
— Витта на низких приземлили.
— Это хорошо, значит, в ногу с жизнью идете. Практика показала — низкие цели обнаружить и перехватить трудно. И тот, кто учится этому, заслуживает похвалы.
Крапивин приободрился: «Значит, не зря старались».
— Вот мы и перешли к делу, — сказал маршал и присел на скамью. Он положил свои загорелые жилистые руки на стол, немного подумал и продолжал:
— А дело-то, по которому мы к вам приехали, совсем не простое, товарищи. — Разговоров внимательно посмотрел на летчиков. — Вы, наверное, слышали о так называемом дне «мистер Икс». Вас, очевидно, информировали. Кое-что слышали, говорите? Ну, и это уже хорошо. Так вот, этот «мистер Икс», оказывается, не какое-то мифическое существо, а самая настоящая, реальная штука. Штука сложная, коварная и, я бы сказал, сильная.
— Кто же он, этот «Икс»? — спросил молчавший до сих пор майор Фадеев. — Видите ли, товарищ маршал, нас информировали, так сказать, в общем плане, мол, будьте наготове.
— Я в этой аудитории раскрою карты... Садитесь, товарищ майор...
— Заместитель командира полка по политической части майор Фадеев, — доложил он.
— Так вот, все вы, товарищи летчики, должны знать, что «мистер Икс» — это кодовое название враждебной операции, направленной против Германской Демократической Республики, и следовательно против нас. Операция продумана детально: сначала мелкие провокации уголовных элементов, потом забастовки среди рабочих, затем попытка вооруженным путем свергнуть народную власть. Задумано все это в Бонне и Вашингтоне, исполнители — их агенты, недобитые фашисты в ГДР, различные деклассированные элементы.
— Вон куда метят! — сказал Фадеев.
— На самую суть замахнулись. — Разговоров поправил на столе фуражку, отложил ее в сторону. — Нам с Михаилом Михайловичем поручили вам доложить следующее. Первое. Если враг осмелится поднять меч на нашего друга Германскую Демократическую Республику, он должен получить отпор.
— Товарищ маршал, мы хоть сейчас по самолетам, — ответил Крапивин.
— Иначе мы и не представляем себе наших людей за рубежом родной страны. Второе. Это вам тоже надо знать. Военный совет отменил указания полковника Буркова. Кроме того, принято решение командиром авиационного соединения назначить полковника Сорокина
