Да даже если она окажется не аристократкой, он все равно придумает, как это обойти! На худой конец, найдет какого-нибудь дряхлого барончика, женит на Анике, и когда тот уйдет на встречу со светлесами или хельватами, сам женится на ней, но уже как на баронессе.
Этьен побарабанил пальцами по столешнице.
Только бы она замужем не оказалась. Иначе все значительно усложнится.
Этьен прикидывал в голове план действий, но ничего конкретного придумать не мог. Одно знал точно — просто так он от своей Ани не откажется.
В дверь кабинета постучали.
— Да, войдите.
Этьен пристально осмотрел вошедшего агента. Он направил его присматривать за Аникой, совершенно игнорируя его высокую квалификацию, но тогда именно он оказался под рукой, а сейчас выходило, что этот агент — наилучший кандидат для дела, и он уже в курсе некоторых событий, связанных с Аникой.
— Да, проходи, садись. — Мужчина подчинился и подсмотрел на начальника, готовый к любым приказаниям. — Варлес, я хочу поручить тебе очень важное деликатное дело. Людей под него наберешь сам, но самых проверенных.
Глава 22
Я не находила себе места. Металась по оранжерее, как неприкаянный мотылек — хотя нет, не мотылек, а неуправляемый беременный мотыль, — и пыталась дождаться окончания рабочего дня. Прошло уже больше двух месяцев с того памятного разговора, когда Этьен пообещал разобраться с моим прошлым, и вот вчера он сказал, что сегодня заберет меня с работы и расскажет все, что удалось узнать. Более того, он всем своим видом показал, что разговор намечается очень серьезный, и даже настоял, чтобы при нем присутствовала госпожа Ловель.
Что же он там нарыл такого сенсационного? Как я его вчера ни спрашивала, как ни пытала, он ничего не сказал. Только попросил дождаться завтрашнего дня, когда ему должно прийти какое-то архиважное письмо, которое подтвердит или опровергнет все его выводы.
Я вздохнула. Ноги гудели. Нашла взглядом стул со спинкой, который сюда принесли специально для меня, и потопала к нему. Наконец, уселась и со стоном блаженства вытянула ноги. Живот за последние месяцы стал таким большим, что завязать шнурки на ботинках стало непосильной задачей, с которой мне помогала справляться Лея. Уставать я стала тоже не в пример быстрее, но забрасывать работу до самых родов не собиралась — мои цветочки не знают выходных, за ними нужен постоянный пригляд и магическая подпитка, да и неизвестно тут такое понятие как декретный отпуск. Даже и не знаю, что будет, когда я какое-то время не смогу приходить, чтобы поделиться силой со своими подопечными — боюсь, что весь достигнутый прогресс может пропасть или рост может пойти не так, как я задумывала. Карделия успокаивала меня тем, что это тоже будет своеобразным экспериментом, и она обязательно лично занесет в мой журнал все изменения.
Но больше всего меня волновало, как я буду справляться с маленьким ребенком и работой одновременно, и вообще переживала, смогу ли управиться с младенцем! Я так давно этого ждала, столько всего читала в свое время, что, казалось, должна все знать! Но чем ближе подходило время, тем больше я боялась родов. Все же медицина здесь совсем другая. Если бы я рожала в своем мире, наверное, так бы не переживала, но здесь... Здесь все другое.
Еще я боялась, что не справлюсь с младенцем, что совершу какую-то ошибку, что совершенно не умею обращаться с такими малышами. Все эти приступы страха и неуверенности гасила госпожа Ловель:
— Аника, все будет хорошо. Ты со всем справишься! А я помогу.
Не знаю, что бы я делала без этой удивительной женщины. Конечно, я видела, что подчас она нервничает и злится из-за хлопот, которые доставляли ей дети. Все-таки она долгое время жила одна и привыкла к спокойствию, но после того, как в доме появилась служанка, такие вспышки раздражения стали редкостью. И я не могла в который раз не благодарить за это Этьена.
Мне было одновременно ужасно неудобно соглашаться на подобную помощь мужчины, которому ничего и не обещала, но чувствовала себя обязанной, и ужасно стыдно перед госпожой Ловель, потому что напросилась к ней жить, пообещала, что буду заниматься домом и детьми, а сама заботу о детях практически полностью переложила на нее. По вечерам, конечно, я с ними занималась, умудрялась готовить на несколько дней вперед и убираться, но с каждым днем все это разом становилось для меня непосильной задачей. А потому помощь Этьена еще и в этом вопросе была для меня неоценима. И как бы я ни хотела оставаться независимой и никому не должной, я эту помощь приняла.
— Ани, ты спасла мне жизнь, и сейчас я просто хочу отплатить тебе добром на добро, — сказал мне Этьен, когда я решительно отказалась от служанки.
— Этьен, ты и так мне постоянно помогаешь и заботишься! Это уже перебор!
— Вот скажи, если бы я был эм... ранен, разве ты не сделала бы все возможное, чтобы обеспечить мне комфорт?
— Беременность — не болезнь, — укоризненно посмотрела я на него.
— И тем не менее сейчас тебе нужно больше времени на отдых, предлагая тебе служанку в помощь по хозяйству, я в первую очередь забочусь о ребенке. Если ты себя загоняешь, то сделаешь хуже ему. А за расходы не волнуйся — это такая малость по сравнению с тем, что я хотел бы для тебя сделать.
Я всхлипнула, растроганная его заботой до глубины души, и согласилась.
Что делать, когда я начну рожать, кажется, знали уже все. Причем инструктировала их не я, а. Этьен! Это именно он нашел лучшую в городе знахарку и предупредил чтобы она ближайшие несколько недель никуда не отлучалась из города. Он же договорился о том, что на родах будет присутствовать маг-лекарь, которого, по обычаю, к роженице во время родов не допустят, но который потом проверит мать и дитя и поможет исцелить, если возникнут какие-то проблемы.
На работу и с работы я ездила только в экипаже — опять же по настоянию Этьена. Он не хотел даже слышать, чтобы я преодолевала этот путь пешком. Никакие слова о том, что мне нужно больше гулять, в расчет не брались:
— Ты и в оранжерее нагуливаешь столько, что хватит на двоих беременных, — парировал он, и был прав.
Но мне поначалу все равно было жутко неудобно. Особенно, когда вся округа пялилась на то, как я усаживалась в его экипаж. Каких только слухов по этому поводу не ходило! Но к этому очень скоро привыкли, и мне стало спокойнее. А между нами с Этьеном ничего, кроме нежных объятий и поцелуев украдкой, не было. Мы словно приглядывались друг к другу, узнавали и открывались.
В основном, мы виделись по вечерам. Не каждый день, но часто. Этьен забирал меня с работы, и мы ехали в дом госпожи Ловель, ужинали и беседовали обо всем на свете. Госпожа Ловель в данном случае выступала дуэньей — ревнительницей нравов, но мы ей были за это только благодарны. Художница старалась не мешать нашим беседам и была очень деликатна.
Однажды через несколько дней после начала выставки у нас с ней состоялся примечательный разговор. Я была уверена, что графиня Бриэн — бабушка Этьена — поняла, что ее внук мной заинтересовался, и догадывалась, что она беседовала насчет меня с госпожой Ловель.
