клетчатых самошвейных брюках-клеш, в серой блузке. Клетка на брюках большая, желто-красная. Книга не видно какая, обернута в желтую бумагу.
Прекрасно выглядит, особенно для своей ситуации. Да, зубы, на вкус Покровского, великоваты, или это называется «заячья губа»… Не то что зубы великоваты, просто губа высоко, вот их и видно чрезмерно. Бывают у каждого свои пунктики. Многие считали Наташу красоткой, Покровского она — в силу зубов этих — как раз бы и не прельстила. Но кого-то, конечно, очень даже прельстит. Важно, чтобы не застряла в трауре, не потеряла годы… Тьфу ты, кто его просит лезть, не лезть даже… Ведь это все только внутри у Покровского, рассуждения. Ладно бы еще лезть.
Вон вдалеке и пацаны, уже вместе. Вадик опознал Митяя и Сеньку или они его опознали, Вадик показывает им свою тетрадь с записями и вырезками.
Пошли к стадиону. Народу много, «Динамо» сейчас аншлаг собирает. Праздничное настроение, запах шашлыка, милицейский оркестр играет в Милицейской аллее.
Покровский думал, легко ли сойдется домашний мальчик с чужими, но Вадик уверенно общается, захватил, несмотря на численное меньшинство, инициативу, рассказывает про турнирную таблицу. И Сережку маленького вовлекает, спросил, за кого тот болеет. Сережка не смутился, сказал, что за «Динамо». Их двое нынче за «Динамо», Сережка и Покровский. Вадик всегда за «Торпедо», а пацаны с «Сокола» вообще-то за ЦСКА, значит, против «Динамо», то есть сегодня будут тоже за «Торпедо». Два болельщика в толпе, синхронно оглянувшись, достали из кармана по чекушке, содрали пробки, чокнулись чекушками и выпили их винтом, один заметно быстрее другого; весело им будет на матче. Чекушки в урну, культурно. Сенька рассказывает, что ему гланды вырезали на той неделе.
— А что, правда, когда гланды вырезают, мороженое потом дают? — взволнованно спросил Сережка Углов.
— Правда!
— Ништяк! — воодушевились Вадик и Митяй.
— Медсестра принесла в штуке такой…
— Креманка называется, — сказал Покровский.
И увидел совсем вблизи от себя Бадаева, тот быстро нес, лавируя меж болельщиков, две картонные тарелки, между которыми был зажат шашлык, несколько порций.
— Николай Борисович, — поспешил к нему Покровский, — такая удачная встреча.
— Здравствуйте, — нахмурился Бадаев, не хотел останавливаться.
— У меня к вам буквально один вопрос, — Покровский все же блокировал ему дорогу. — Скажите, вы были девятнадцатого мая поздно вечером в Чуксином тупике? Это за станцией «Гражданская».
— А-а-а…
— А отношение к нашему делу такое, что оттуда кирпич принесли, которым убили Кроевскую-то. Вы же знаете, что ее кирпичом? Не помню, я вам говорил или вы сами знаете. А ведь как-то попал кирпич от Тимирязевского парка в Петровский!
Кадык дернулся у Бадаева. Стрелы ужаса — зигзаги вроде тех, что рисуют на «Не влезай, убьет» — вспыхнули в глазах.
Спасительное «они думают, что кирпичом», предполагал Покровский, перегородило на мгновение косым огромным транспарантом сознание Бадаева, а потом сверху шмяк печать «Издевается!»
Вот такие момент любил Покровский. Да, игра в кошки-мышки — не самая благородная. Не мог иной раз себе в этом низком удовольствии отказать.
Покраснел Бадаев, туго переваривает, скрипя мозгами, поменявший дислокацию кирпич.
— Это понедельник был? — спросил Бадаев.
Покровский кивнул. Бадаев изменил положение рук, шашлык рисковал вывалиться.
Бадаев сказал, что ходил к станции. Потерял на работе квартальное расписание электричек, стибрил кто-то, народишко вороватый, а оно нужно всегда, курьера иной раз удобнее через электричку пустить, чем через метро, и на работу кое-кто добирается железкой. Нужно расписание, в общем.
— Я вечерами гуляю, вот и сходил.
Допустим. Но ведь касса на платформе, а Чуксин тупик — это надо с платформы слезть и в другую от дома сторону почесать.
— Да бабенка там одна, — сплюнул Бадаев. — Такая, блазнивая. Вышла из вагона, я на нее зырю, она улыбнулась. Думаю, податливая. Пошел за ней. Вниз сошли, а там ее какой-то встречает. Ну я уж назад.
И смотрит в сторону, ждут его с шашлыками. Соус красный уже течет.
— Идите-идите, — торопливо сказал Покровский. — У нас же не допрос, что вы, ей-богу…
«Ей-богу» приплел. Посещение религиозного учреждения подействовало.
— А аппендицит у тебя не вырезали? — допытывался у Сеньки Сережка Углов.
До этой секунды Бадаев только подозревал, что его подозревают, а теперь знал точно.
Нашел глазами Бадаева с ветераном, тут же, на верхнем ярусе динамовской трибуны. Ветеран маленький, но решительный, ест шашлык кусок за куском, усы в соусе, Бадаев придерживает перед ним картонную тарелку.
Матч начался в шесть, жара спала, ветерок, прекрасная футбольная погода, тугой звук мяча, динамовские флаги трепещут. Игра сразу завязалась в высоком темпе, энергичные ситуации возникали попеременно и у тех и у других ворот. «Динамо! Динамо!» — присоединились к скандированию Покровский и Сережка Углов. Кто-то из динамовцев попробовал пробить издалека, но слабо и мимо. Лиха беда начало и первый блин! Покровский снова поискал глазами Бадаева: тот поймал взгляд Покровского и мгновенно отвернулся. Выдает себя, сдают нервы. Да, думал Бадаев, что все в порядке: мент пришел пару раз, как пришел, так и ушел… Ан нет. Широкорожий новый центрдеф у «Динамо», совсем молодой, грызет зверем. Отбил головой дальний мяч, да так удачно, что динамовцы очутились в контратаке трое на трое… Неточный чуть-чуть пас, эх. Мальчишки рты открыли, глаза выпучили. И Покровский мог когда-то столь же искренне переживать! Долматов потерял мяч в центре поля, торпедовцы тут же организовали острый выпад и забили — 0:1. Вадик встал и зааплодировал, на него воззрились с соседних мест, трибуна-то динамовская, но он выдержал взгляды. Кричать, правда, не стал. Вновь «Торпедо» лезет через центр… дулю… перевели на фланг, подача… в руки Гонтарю.
Мальчишки всегда мальчишки — вопрос зазудит, сразу надо разрешить. Митяй, вдруг забыв об игре, повернулся к Покровскому и тихо спросил, почему тогда на каркасах, когда следы искали, не использовали служебную собаку. Покровский пояснил, что след выдыхается — несколько часов висит запах, но редко больше пяти. «Динамо» наконец завладело инициативой, прижало соперников к штрафной, в какой-то момент торпедовец чуть не срезал в свои… Нет, только угловой. Попытались разыграть — неудачно.
В перерыве купил всем мороженое у разносчицы, пломбир с масляной розочкой. Сзади болельщики обсуждали слухи, что и как преобразуют к Олимпиаде. Мужчина в добротном пиджаке, но совершенно без зубов, смешно шамкая, утверждал, что стадион «Динамо» снесут, а к Олимпиаде на этом месте построят такой же, только в два раза больше, урезав парк. Ему наперебой возражали. Нашелся болельщик, точно слышавший, что ради пыли в глаза иностранцам везде понаставят автоматы, наливающие виски и ром.
Вадик принес пачечку пластинок жевательной резинки, раздал по одной каждому, в том
