Через пять часов Том понял, что пора возвращаться, иначе он не попадет в лагерь засветло. Он потерял три крючка и изрядное количество лески, но ничего не поймал. Вернон поддерживал огонь, а Сэлли еще не вернулась.
— Как Филипп? — спросил он.
— Не очень, — ответил брат.
Том посмотрел на больного. Филипп метался во сне — то приходил в сознание, то снова погружался в небытие и все время бормотал обрывки каких-то фраз. Тома испугало его лицо — такое выражение было у дона Альфонсо в последние минуты. Филипп в бреду разговаривал с отцом, жаловался и бросал упреки. Называл по именам братьев и мать, которую не видел лет двадцать. А потом ему почудилось, что он подросток и присутствует на собственном дне рождения. Ему исполнилось пятнадцать, он разворачивал подарки и вскрикивал от радости.
Расстроенный и опечаленный Том отошел к костру и сел рядом с Верноном. Брат обнял его за плечи и подал кружку с чаем.
— Вот так целый день.
Том сделал глоток. Он заметил, что его рука выглядела совсем по-стариковски — вся в пятнах, со вздувшимися венами. В животе было пусто, но он не испытывал голода.
— Сэлли еще не возвратилась?
— Нет, но я пару раз слышал, как она стреляла.
Словно в ответ на их слова в кустах раздался шорох, и появилась девушка. Не говоря ни слова, она прислонила ружье к дереву.
— Не везет? — спросил Том.
— Подстрелила пару пней, — ответила Сэлли. Том улыбнулся и взял ее за руку.
— Трепещите, пни! Великая охотница Сэлли вышла за добычей!
Она стерла с лица грязь.
— Извини.
— Завтра, — сказал Том, — надо выйти пораньше. Пойду туда, где мы нашли Филиппа. К ночи вернуться не успею. Но та река большая. Наловлю уйму рыбы.
— Отличная идея, — одобрил Вернон, но его голос дрогнул.
— Мы не сдадимся.
— Ни за что! — подхватила Сэлли.
— Не могу себе представить, — покачал головой Вернон, — что сказал бы отец, если бы увидел нас в таком положении.
Том, в свою очередь, мотнул головой. Он перестал думать о Максвелле Бродбенте. Знал бы тот, что натворил, — послал своих сыновей на смерть… Сыновья разочаровывали его при жизни и оказались не на высоте теперь, когда он лежал в могиле. Том посмотрел на огонь и спросил:
— Ты на него злишься?
— Да, — ответил Вернон после недолгого колебания. Том безнадежно махнул рукой.
— Как ты считаешь, мы сумеем его простить?
— Какое это имеет значение?
Том проснулся до рассвета со странным ощущением, будто что-то давит ему на основание черепа. Шел дождь, и было темно. Шум дождя, казалось, проникал в самую голову. Том повернулся раз-другой. Давление превратилось в настоящую головную боль. Он подтянул ноги к животу, сел и, к своему изумлению, понял, что не в состоянии держаться прямо. Повалился на спину, голова упала набок, и он провалился в черноту, которую наполняли красные и бурые всполохи и шепот голосов. Где-то встревоженно бормотал Волосатик. Том прищурился и разглядел обезьянку. Она сидела неподалеку на земле и возбужденно причмокивала губами. Он понял: что-то случилось.
Это не просто последствия голода — начиналась болезнь. Господи! Только не теперь! Том повернулся и в завихрениях тьмы попытался разглядеть Вернона и Сэлли, но ничего не увидел. В нос ударил отвратительный запах гниющих растений, дождя и земли. Капли барабанили по листьям, а казалось — насквозь пробивали голову. Тянуло ко сну. Но вот он открыл глаза и увидел перед собой Сэлли. Девушка вглядывалась в его лицо.
— Сегодня я пойду рыбачить, — пробормотал Том.
— Ты никуда не пойдешь, — ответила она, наклонилась, потрогала его лоб и не сумела скрыть страх. — Сейчас принесу тебе чаю.
Сэлли вернулась с кружкой, из которой шел пар. Том выпил горячую жидкость.
— А теперь спи.
Он заснул. А когда проснулся, стало светлее. Несмотря на удушающую духоту под деревом, его знобило. Рядом свернулась Сэлли. Она увидела, что Том открыл глаза, и улыбнулась.
— Как Филипп? — едва выговорил он.
— Все так же.
— А Вернон?
— Заболел.
— Черт! — Том с тревогой посмотрел на Сэлли. — А ты? Не заболела?
Ее лицо горело.
— Похоже на то. — Она приложила ладонь к его щеке.
— А мне лучше. Я позабочусь о тебе. Мы обязательно выберемся из этой передряги.
Сэлли покачала головой:
— Нет, Том, не получится.
Простое признание непреложного факта прочистило его страдающую от боли голову. Вот, значит, как? Им суждено умереть на дожде под гниющим стволом, и дикие звери разорвут на части их тела. Никто даже не узнает, что с ними приключилось. Том попытался убедить себя, что это нашептывает ему его лихорадка, а на самом деле все обстоит не так плохо. Но в глубине души понимал, что это неправда. Голова кружилась. Да, им придется умереть. Он открыл глаза.
Сэлли была по-прежнему рядом и держала ладонь у его щеки. Она пристально посмотрела на него. Ее лицо было в грязи, исцарапано и искусано; волосы спутались и потускнели, глаза ввалились. Не осталось никакого сходства с той девчонкой, которая сломя голову скакала за ним в Юте. Только насыщенно-бирюзовый цвет глаз и то, как она слегка выставляла нижнюю губу.
— У нас осталось немного времени, — заговорила Сэлли и, помолчав, добавила: — Мне надо тебе кое-что сказать, Том.
— Слушаю.
— Мне кажется, я в тебя влюбилась. — Действительность в один миг вернулась к нему.
— Ну вот, я и сказала.
— А как же…
— Джулиан? Он мужчина розовой мечты. Красивый, блестящий, правильно обо всем судит. Родители каждой девушки хотят, чтобы их дочь вышла за такого замуж. Он — моя Сара. Но то, что я испытывала к нему, совсем не то, что я испытываю к тебе. При всем твоем… ну, что ли, несовершенстве. — Сэлли улыбнулась.
После этих слов все стало ясно и просто. Том попытался ответить и наконец прохрипел:
— Я тебя тоже люблю.
— Я знаю. — Ее лицо озарилось прежним светом. — И очень рада. Извини, что цапалась с тобой. Это от моей строптивости.
Они помолчали.
— Наверное, я люблю тебя с того самого дня, когда ты украла мою лошадь и гналась за мной в Юте. Но понял это окончательно, когда ты не захотела убивать ягуара. Никогда этого не забуду.
— А я поняла, что люблю тебя, когда ты позвал меня посмотреть на светящийся лес.
— Но ничего не сказала.
— Сама не хотела верить. Ты же видишь, какая я упрямая. Не желаю признавать, даже если совсем не права.
Том почувствовал в горле ком. Закружилась голова.