– Ты можешь это выяснить?
Она затянулась. В солнечном свете она казалась старше, кожа лица и шеи была вся в морщинках.
– Да, – сказала она. – Я думаю да. А ты откуда знаешь об этом?
Он рассказал ей.
– Я уверен, что его не зарыли. В длину он километров пятнадцать. И кроме того, его должны использовать. Там отведено место для новых блоков памяти, когда Семья станет больше.
– Я думала, что у колоний свои компьютеры, – сказала задумчиво Джулия.
– Да, – ответил он, не понимая. А потом он понял. Только в колониях семья росла, на Земле, где у пары было только двое детей, и не каждой паре давали право на потомство.
Семья уменьшалась, а не увеличивалась. Он никогда не связывал это с тем, что Папа Джан говорил о пространстве для новых блоков памяти.
– Может быть, они будут нужны для нового телеуправляемого , оборудования, – сказал он.
– Или, может быть твой дедушка не располагал достоверной информацией?
– Это он придумал тоннель, – сказал Чип. – Он там есть, я знаю, что есть. И это может быть путь, единственный путь, по которому можно подобраться к Уни. Я собираюсь попробовать, и мне нужна твоя помощь. Сколько ты можешь дать?
– Тебе нужны мои деньги, ты хочешь сказать?
– Да. И твоя помощь. В поисках нужных людей с нужными навыками. И в получении нужной нам информации и снаряжения. И в поисках людей, которые научат нас тому, чего мы не умеем. Я хочу делать все очень медленно и осторожно. Я хочу вернуться.
Она смотрела на него, прищурившись от сигаретного дыма.
– Ну что же, ты не абсолютный дебил. Какую работу Аши тебе нашел?
– Мыть посуду в Казино.
– Боже мой! – сказала она. – Приходи сюда завтра утром без четверти восемь.
– В казино я по утрам свободен, – сказал он.
– Приходи сюда! – сказала она. – У тебя будет достаточно времени.
– Хорошо, – сказал он, улыбаясь. – Спасибо. Она затушила окурок о перила.
– Я не собираюсь платить за это, – сказала она. – Не за все. Я не могу. Ты не представляешь, сколько это будет стоить. Взрывчатка, например: в прошлый раз стоила больше двух тысяч долларов, и это было пять лет назад, Бог знает, сколько она будет стоить сегодня, – она мрачно посмотрела на свой окурок и выбросила его за перила. – Я заплачу то, что смогу, – и я представлю тебя людям, которые заплатят остальное, если ты им достаточно польстишь.
– Спасибо, – сказал Чип. – Я не могу просить о большем. Спасибо.
– Боже, опять я в это влезаю, – сказала Джулия. – Подожди, ты сам это поймешь; чем старше становишься, тем меньше меняешься. Я – единственный ребенок в семье, который привык всегда поступать по-своему, вот в чем моя беда. Идем, у меня работа.
Они пошли вниз по ступенькам, которые вели на площадку.
– Правда, – сказала Джулия, – у меня есть все благородные основания тратить мое время и деньги на таких людей, как ты. Христианская готовность помочь семье, любовь к справедливости, свободе, демократии – но, я же сказала, что я – единственный ребенок в семье, который привык поступать по-своему. Меня бесит, просто бесит, что я не могу поехать, куда хочу на этой планете! Или с планеты, вот в чем дело!
Ты не представляешь, как я негодую на этот чертов компьютер!
Чип рассмеялся.
– Представляю, – сказал он. – Я точно так же чувствую.
– Это чудовище прямо из ада, – сказала Джулия. Они обошли вокруг здания.
– Это чудовище, конечно, – сказал Чип, выкидывая свою сигарету. – По крайней мере такой, какой он сейчас. Я хочу попробовать сделать вот что – выяснить, не можем ли мы изменить его программу, а не разрушать его. Если Семья будет управлять им, а не наоборот, то было бы не так плохо.
Ты, правда, веришь в рай и ад?
– Давай не вдаваться в религию, – сказала Джулия, – а то ты обнаружишь, что моешь тарелки в Казино. Сколько они тебе платят?
– Шесть пятьдесят в неделю.
– Правда?
– Да.
– Я дам тебе столько же, – сказала Джулия. – Но если здесь кто-то тебя спросит, говори, что получаешь пять.
Он подождал, пока Джулия спросила некоторых людей, но так и не узнала ничего ни о какой экспедиции, которой было бы известно что-нибудь о тоннеле, и тогда, утвердившись в своем решении, рассказал о своих планах Лайлак.
– Ты не можешь! – сказала она. – После всех этих людей, что туда ушли!
– Они метили не в ту цель, – ответил он. Она высоко подняла бровь.
– Это… я не знаю, что и сказать… – Я думала, что ты… освободился от всего этого. Я думала, что мы устроились, – она обвела руками комнату, их нью-мадридскую комнату, в которой они сами красили стены, в которой Чип сам сделал полку, в которой стояла кровать, холодильник, на стене висел набросок смеющегося ребенка.
Чип сказал:
– Дорогая, я, может быть, единственный человек на всех островах, который знает про тоннель, про настоящий Уни. Я должен воспользоваться этим преимуществом. Как я могу этого не сделать?
– Хорошо, воспользуйся, – сказала она. – Придумай план, помоги организовать экспедицию – замечательно! Я сама тебе помогу! Но почему тебе надо идти? Другие пусть идут – те, у кого нет семьи.
– Я еще буду здесь, когда родится ребенок, – сказал он. – На подготовку уйдет много времени, да и уйду я на неделю, не больше. Она во все глаза смотрела на него.
– Ты понимаешь, что говоришь? – воскликнула она. – Какая неделя? Ты… ты можешь уйти навсегда! Тебя могут поймать и вылечить!
– Мы научимся драться. У нас» будет оружие и…
– Пусть идут другие!
– Как я могу просить кого-то пойти, если сам не иду?
– Попроси – и все!
– Нет, – сказал он. – Я должен пойти тоже.
– Я поняла… Ты не должен пойти, ты хочешь пойти. Помолчав, он ответил:
– Хорошо, я хочу пойти. Да хочу! Я не могу представить, что меня там не будет, когда Уни будет повержен. Я сам хочу бросить взрывчатку или дернуть за выключатель, или – что там будет в конце сделать. Все сам!
– Ты болен, – сказала она. Взяла с коленей шитье, нашла иголку и стала шить. – Я правда так думаю. Ты зациклен на Уни. Он нас сюда не засунул, нам повезло, что мы сюда добрались. Аши прав: он бы нас убил так, как он убивает людей в шестьдесят два года, он бы не стал зря тратить лодки и острова. Мы убежали от него, он уже повержен, а ты болен, хочешь пойти назад и победить его еще раз.
– Он засунул нас сюда, – сказал Чип, – потому что программисты не могли оправдать убийство еще молодых людей.
– Ерунда, – сказала Лайлак. – Они оправдали убийство пожилых людей, они бы оправдали и убийство младенцев. Мы убежали. А ты собираешься назад.
