Несмотря на то что он сразу же приветливо улыбнулся мне, по выражению лица его матери я поняла: что-то ее беспокоит. Ее лицо способно было сказать больше, чем медкарта сына. Ее сдвинутые брови означали тревогу и надежду – выражение, уже знакомое мне за годы работы с ними. Случилось что-то важное.
Слава богу, Диего уже выучил всю предстоящую процедуру.
Пришло время «техосмотра».
Как и многие другие наши пациенты с НДО, после обращения в клинику он прошел период интенсивной терапии и других медицинских вмешательств. Нам удалось справиться с его астмой и экземой, он снова стал расти с нормальной скоростью, хотя полностью наверстать упущенное ему так и не удалось. Именно к нам Диего с матерью приходили со всеми сложностями и трудностями, возникавшими на пути. Влияние травматического детского опыта всегда носит хронический и долгосрочный характер, сложных периодов не избежать. Диего и его мать научились принимать и преодолевать это; они понимали, что его системе стрессового ответа время от времени будут нужны внимание и забота. И я как его лечащий врач помогала координировать использование ими различных медицинских услуг и видов терапии.
Когда я спросила Диего: «Как дела?», – я на самом деле имела в виду: «Если что-то провоцирует твой стрессовый ответ, это можно и нужно предотвратить. Происходит ли в твоей жизни что-то, в чем мы могли бы тебе помочь?»
Сделав глубокий вдох, маленький Диего (на самом деле теперь не такой уж и маленький) поднял на меня глаза и пробурчал:
– Даже не знаю, – а потом перевел взгляд на мать.
– Доктор, – заговорила Роза, теребя в руках кусочек бумаги, – necesita su ayuda[41]. Он такой подавленный. Пропускает занятия. Оценки снизились. Я вижу, что сыну тяжело. Ему нужна помощь.
Я снова взглянула на Диего:
– Так и есть?
Он робко кивнул.
Я попросила Розу выйти и подождать за дверями кабинета, а затем подъехала к Диего на своем стуле и оперлась рукой на край кушетки.
– Расскажешь, что происходит?
Оказалось, проблемы были у девушки, с которой он встречался весь последний год. Сложности в ее отношениях с семьей негативно сказывались и на отношениях с Диего. Молодые люди постоянно были как на американских горках: то взмывали, то падали вниз. Их отношения либо были прекрасными, представляя собой лучшее, что было в жизни девушки, и спасая ее от любых невзгод, – либо вдруг становились ужасными настолько, что, казалось, ничто не могло их спасти. Через некоторое время после начала отношений Диего узнал, что девушка режет себя. Она не хотела, чтобы он придавал этому значение: просто, по ее словам, она так поступала, когда слишком много всего наваливалось. Но Диего не мог этого выносить. Он хотел защитить ее – от ее семьи и от нее самой. Он хотел стать для нее безусловно понимающим и заботливым, дать ей то, чего не давала семья. Поэтому он стал каждый день приходить к ней домой после школы – а атмосфера там была, мягко говоря, не из легких. Находиться там Диего не хотелось, но и оставить подругу в одиночестве он не мог… И вскоре бесконечные крики и драматические разборки вернули его в уже знакомую темную яму.
Еще до наступления подросткового возраста Диего пережил периоды суицидальности. Однажды, когда ему было всего восемь лет, отец напился и напал на мать. В страхе за нее Диего набрал 911. Приехавшие полицейские арестовали отца. Оказалось, что тот жил в США нелегально, и его депортировали в Мексику.
Диего страшно винил себя за то, что вызвал полицию и нажаловался на отца. Он просто хотел защитить маму, а теперь из-за него ушел отец. Случилось то, чего они всегда боялись. Жить стало еще сложнее. Чтобы свести концы с концами, его матери пришлось устроиться на еще одну работу, но и этого было недостаточно. Втроем, вместе с маленькой сестрой Диего, им пришлось переехать в квартиру поменьше, и все равно семья иногда голодала. Диего скучал по отцу и сохранял с ним связь: регулярно писал и звонил, когда мог. И в каждом письме, в каждом телефонном разговоре обязательно повторялся вопрос: «Когда ты вернешься домой?»
А потом вдруг письма от отца приходить перестали. Телефон не звонил. Проходили недели – ничего, молчание. Диего боялся, что отец злится на него за вызов полиции. Мальчик думал, что отец завел себе в Мексике новую семью и забыл о них. Он спрашивал маму, знает ли она, что случилось с папой; но от его вопросов та только грустила, а что ответить – не знала. Наконец, спустя месяцы, Роза получила новости от одной из своих кузин. Отец Диего стал desaparecido – одним из многих людей, пропавших без вести после стычки с мексиканским наркокартелем.
Вскоре после этого Розе позвонили из центра кризисной помощи для детей в Сан-Франциско. Каким-то образом Диего забрался на крышу школы и встал на краю. Сотрясаясь от рыданий, он говорил, что больше не хочет жить. Стоя в паре десятков сантиметров от края, он плакал так около часа. Наконец сотрудница центра кризисной помощи подобралась к нему, обхватила его руками и увела в безопасное место.
Мать сразу же привела Диего в клинику, и мы снова отправили его к терапевту, с которым мальчик уже работал и которому доверял. Диего было сложно справиться с такими темными периодами своей жизни, однако с течением времени он осваивал все больше способов смягчения симптомов в сложных ситуациях. Со своей, врачебной точки зрения мы видели, что учет негативного детского опыта позволил каждому участнику медицинской команды без особых проблем координировать свои действия со специалистом по психическому здоровью.
Когда Диего исполнилось двенадцать и он вернулся к нам с самым тяжелым приступом астмы за всю его жизнь, наша мультидисциплинарная команда была готова помочь ему. Пытаясь свести концы с концами, Роза переехала вместе с детьми в старую запущенную квартирку. Хотя удобств там было мало, такой переезд позволял им остаться рядом с друзьями, школами и центрами медицинской помощи, которые помогали ее детям удержаться на правильном пути. Но однажды на кухне загорелась проводка. Узнав об этом, я подумала, что приступ астмы был связан со вдыханием дыма от пожара. Однако спустя несколько дней после первичного приема, когда выяснилось, что симптоматика не снижалась, несмотря на назначение сильнодействующих лекарств, я поняла: нужно расспросить о случившемся подробнее. Оказалось, что Роза очень быстро успела вывести детей из квартиры, и Диего практически не надышался дымом. Однако из-за пожара они остались без дома и толком не ели почти три дня. Диего пытался взять на себя функции главы семейства, старался защищать и обеспечивать мать и сестру. Однако для двенадцатилетнего мальчика эта задача оказалась невероятно сложной. Как бы он ни пытался заботиться о семье, проведенные на улице ночи сказались на его здоровье. И лишь после того, как социальный работник помог семье найти временное жилье, предусмотренное на случай кризиса, мне удалось постепенно перевести мальчика с высокодозной терапии противоастмовыми препаратами.
Когда Диего рассказал мне историю своей девушки и ее семьи, мое сердце сжалось от мысли, что бедный мальчик снова столкнулся с печальными и болезненными событиями, – однако я знала, как помочь ему их преодолеть. К тому моменту у меня уже имелось представление о том, что лучше всего ему помогает. Роза знала, на какие изменения в его поведении и состоянии нужно обращать внимание. А Диего понимал: если ему станет совсем плохо, наша команда ему поможет – и будет помогать до тех пор, пока не наступит улучшение. Как всегда, Диего обнял меня перед выходом, и я покрепче обняла его в ответ.