— А если мама и папа владеют противоположными видами волшебства, у ребенка оно полностью нейтрализуется, — договорила я.
— Печально, но факт. В старые времена такие пары разлучались принудительно, брак не признавался. Сейчас другие нравы, более терпимые. Можно отправиться в несвед-мир и вырастить ребенка там, можно вообще не оставлять потомства. Это, конечно, осуждается, однако находятся… смельчаки.
Как-то не по себе стало. И все же я продолжала настаивать. Мне почему-то было страшно важно знать мнение демона:
— И все-таки. Представим, что есть такие люди – носители двух видов магии одновременно. Живут себе. Скользят и ныряют. Их не замечают, ведь если не выпускать жар и холод, со стороны непонятно, погружается человек или берет магию на поверхности.
— Ну… положим. Теоретически.
—Как изменилось бы общество, если бы таких людей становилось все больше? Темные и светлые перестали бы воевать?
— Не думаю, — Юджин остановился и задумчиво погладил ствол березки у края дороги. — Красивое дерево. Нет, Ада. Не перестали бы. Стало бы еще хуже. Начался бы ажиотаж. Ты не первая, кстати, кто задается этим вопросом. Лет двадцать назад известный профессор теоретической магии Оскар Филентьев исследовал его в своей книге… не помню, на втором курсе проходили. Он доказал, что если бы такой человек существовал, его резерв был бы астрономически большим. Представь: индивид развил свой потенциал и… пользуется неистощимым источником энергии, чередуя глубину и поверхность. У всех обычных визардов ограничения: у темных при длительном наполнении холодными потоками каналы сжимаются до непроходимости, у светлых – расширяются до критической фазы, а этот тип меняет потихоньку температуру и пребывает в полном ажуре. Мечта! И все же я бы ему не позавидовал: он потенциальный подопытный кролик, не одному ученому захочется посмотреть, что у подобного уникума внутри.
— Ясно, — как можно беспечнее проговорила я. Во рту стало сухо. — Я тоже ему не завидую. Ой, смотри! Мы пришли!
Дачный поселок был небольшим. С одной стороны его ограничивал лес, с другой – река. Большинство аккуратных домиков было заперто, не сезон. Мы обошли несколько улиц с жизнерадостными названиями: Заречная, Лопуховая, Камышовая. Клятой среди них не оказалось.
Впрочем, на краю села скрипели ставнями брошенные дома коренных жителей. Это горожанам в охотку каждые выходные нестись за тридевять земель на огород в три морковки и рыбалку, а местные давно переехали в город в поисках работы.
Немногие встреченные нами дачники о большом старом доме и слыхом не слыхивали. Зато среди брошенных избушек нашлась таки пара жилых. В одной из них доживал свой век непременный представитель любого сельского сообщества алкаш дядя Петя. Я выдала ему на бутылку из денег Юда. Дядя Петя припрятал купюры за пазуху и таинственным голосом сообщил:
— Так это вы ведьмин дом ищете. Охраняемый памятник культуры он у нас скоро будет, во как. Дачники что? Мы их особо в известность не ставим. Баба Вера у нас этот… культуролог. Говорит, скоро там музей ведьминской жизни откроют, она сама проект видела. Туристы к нам поедут. А если всем рассказывать, найдется какой-нить олигархфрен: на вымя кому надо даст, выкупит землю, устроит бордель для богатых с павлинами и баней. Загадят реку и лес яхтами и вертолетами. Вы, я вижу, ребята неплохие, — дядя Петя любовно погладил пиджак в том месте, где был внутренний карман. Глаза его наполнились водочной мечтательностью. — Вас я к дому проведу. И откуда узнали о нем тольки? Из интранета своего, небось.
— Ага, — хором сказали мы.
Дядя Петя надел видавшую виды куртку типа «аляска» и повел нас на другой край хутора.
— В лесу он, дом, — соскучившийся по общению мужичок, к нашей великой радости, болтал, не умолкая. — Раньше там улица была, но как все съехали, заросла – быстро так, на глазах просто, ахнуть не успели. Одно слово – ведьмин дом. И ведьма там жила, еще до войны, да. Красивая баба была, говорят. Жила-жила, да когда уехала, никто не видел. А после нее никто надолго вселиться не смог: то мерещилось что-то, то сны нехорошие случались. Нервы у людей слабые – вот и все объяснение. Я сам в том доме ночевал, когда меня моя баба протверезиться на холод выгоняла. Нормально там, тихо только. Потому и страшно бывает, вроде как смотрит кто. Психический пфеномен, вот.
… Таинственно и жутковато мне стало уже на тропе. Довольно утоптанной, кстати. Чем дальше мы заходили в лес, тем корявее становились деревья и тем темнее просветы между ними. Кое-где можно было разглядеть свидетельства того, что раньше здесь были поселковые улицы: кусок забора, остаток кирпичной стены, торчащий, словно гнилой зуб, с табличкой «Ул. Клекотная». Клекотная или Клёкотная? Это когда же она стала Клятой? Может, когда в лесу перестали клекотать птицы?
— Что ты думаешь? — поеживаясь, шепнула я Юджину.
— Судя по деревьям, — шепнул Юд в ответ, — ведьма высасывала из леса жизненные силы. Но это могла быть как колдовка, так и темная визарда со склонностью к природным потокам.
— Дальше, еще немного дальше, — бормотал наш проводник. — Ночью тут страшновато. Так я тверезым тут не хожу. Чуть-чуть принимаю, для храбрости. Внутри там все цело. Наши в поселке верили, что ведьма вернуться собиралась, а кому охота потом по шапке получить за умыкнутое? Ежели что пропало, это приезжие. Ходют тут. Тоже из интранета, видно. Но не такие уважительные. Вот вы, я вижу, уважительные, а они нет. Сначала в чаще заплутают, а дядя Петя выводи. Я не прочь, но надо ж с самого начала с уважением. А вы чего сюда? Из любопытства? Для этого… как его… блога? Черные туристы или как?
— Или как, — сказала я. — Я хозяйка дома. Могу документы показать.
— О как! — у дяди Пети вытянулось лицо. — Наследница, значит?
— Типа того.
— Надо же. А ведь сколько лет прошло. А насчет музея не знаете?
— Не знаю.
Но подозреваю, что все это или ошибка, или недобрый розыгрыш. Особенно, учитывая, что на здание претендует с культурными планами какая-то краеведческая организация.
Дом как-то мгновенно навис над нами: скрученная чаща расступилась, я громко выдохнула. Тот, кто приписал двухэтажному особняку двести квадратных метров, явно преуменьшил. Или дом с тех пор… вырос, разметав по заросшему саду два своих крыла. Готова поверить и в это. Здание было вполне обычным по архитектуре и напоминало довоенную дачу какого-нибудь высокого советского чиновника или знаменитости. Возможно, кто-то добрался сюда лет сто назад с планами основать новое «Переделкино», но что-то пошло не так.
Мутные окна слабо отражали свет и не позволяли увидеть, что внутри. Мне почему-то пришло на ум сравнение со стеклянной банкой, застоявшейся в подвале: никто не помнит, что там когда-то хранилось, и открывать страшно.
Сад давно врос в лес, а лес проник в сад. Снег немного смягчал уныние заброшенного места. Дядя Петя, кряхтя, поковылял к невысокому крыльцу, дернул дверь и с удивлением произнес:
