Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Пытаясь уклониться от вопросительного взгляда сидящего напротив Зубарева, Илья уставился в свою тарелку, на которой все еще дожидался своей участи одинокий кусок телятины.
— Поведай, друг мой, причину столь тяжких твоих раздумий, — громогласно продолжал допытываться оперативник.
Говорить правду Илье почему-то совсем не хотелось, поэтому он ляпнул первое, что пришло ему в голову:
— Все про этого пацана думаю, Борискина. Может, зря мы его на ночь в камеру заперли?
— Вот смотрю я на тебя Илюха, — Зубарев окинул его придирчивым взглядом, — мягкий ты. Слишком мягкий.
— В каком смысле? — Разрезав медальон напополам, Илья отправил в рот кусок уже холодного мяса.
— Во всех, — усмехнулся оперативник. — И здесь, — он ткнул пальцем, указывая на прижимающийся к столу живот Лунина. — И вот здесь, — второй тычок был направлен Илье в область сердца. — Главное, чтобы мягкость твоя на мозг не перекинулась, а то, знаешь ли, размягчение мозга приводит организм в вегетативное состояние.
— Ежедневное злоупотребление алкоголем в вегетативное состояние организм не приводит? — нанес ответный удар Лунин.
— А я и не злоупотребляю. Все в рамках потребностей, а главное, возможностей. — Скептически взглянув на Лунина, Вадим покачал головой: — Нудный ты, Илюха. Мало того что мягкий, так еще и нудный. Не пойму, как ты с такими параметрами в органы затесался. Ты, поди, сам не помнишь?
Илья обиженно заморгал. Он прекрасно все помнил. Прежде всего, он помнил тот октябрьский день, необыкновенно теплый, наполненный оранжевым светом солнечных лучей, свободно проходящих сквозь висящие на ветках пестрые листья и едва заметным, чуть кисловатым запахом других листьев, уже упавших на землю, чьи яркие, насыщенные цвета постепенно сливались в единое бурое месиво. В общем, день был замечательный. В такой день особенно обидно заболеть и остаться сидеть дома. А вот физичка заболела. Что ж тут сказать, не повезло ей. Зато повезло всем остальным. Ну а как иначе, когда пятница (а этот день, ко всему прочему, был пятница) начинается почти на час раньше, чем ты рассчитывал, это, несомненно, везение. Почему начинается? Ну а как иначе? Любой нормальный человек, будь то школьник, или уже бывший школьник, вынужденный изо дня в день ходить на службу, понимает — настоящая пятница начинается в тот момент, когда, вывалившись нестройной толпой на крыльцо школы (завода, учреждения, министерства — ненужное зачеркнуть), можно сказать самому себе: «Все! Отмучился!» — после чего начать жить на полную катушку, возвращаясь к серой обыденности лишь в понедельник утром. И это ничего, что катушки у всех отличаются, да и нитки на них намотаны разных цветов. Уж какая кому выпала. Здесь главное — не мешкать и успеть насладиться остающимися до начала новой трудовой недели часами свободы.
Ворвавшись в квартиру, Илья привычно хлопнул дверью, стянул с ног давно не мытые кроссовки и, бросив рюкзак в угол прихожей, тут же направился на кухню, из которой доносились приятные запахи, свидетельствующие о том, что обед уже готов и можно садиться за стол.
Но как оказалось, за стол садиться было нельзя. Нет, конечно же, можно, за их кухонным столом, хоть и небольшим, вполне могли уместиться три человека, но его, Лунина, любимое место в углу у окна было занято. Более того, было занято совершенно пренеприятнейшим человеком. Мужчиной.
Не то чтобы Илья в принципе плохо относился к мужчинам. Конечно, по мере взросления, а ему к тому времени уже исполнилось семнадцать, он начал, иногда совершенно нескромно, посматривать на представительниц противоположного пола, но это совершенно не означало, что мужчин следовало исключить из своего круга общения. А вот маме, пожалуй, стоило бы.
К тем мужчинам, с которыми она после развода с отцом пыталась заводить знакомство, Илья всегда относился, как он сам признавал, настороженно, хотя на самом деле никакой настороженностью тут и не пахло. Это была самая обыкновенная, причем почти нескрываемая неприязнь, совершенно независящая от столь малозначительных факторов, как внешность, черты характера новоявленного ухажера или его отношение к матери Ильи. О том, как мать относится к пытающимся ухаживать за ней мужчинам, Илья старался даже не думать, ибо совершенно нет смысла думать о том, что абсолютно недопустимо. В конце концов, ну как мать может относиться к посторонним, уже немолодым мужчинам, когда у нее есть такой замечательный сын, как Илья, которому так приятно посвящать все свое свободное время, а кроме того, есть отец, который точно так же мог бы сидеть сейчас на кухне и улыбаться, глядя на Лунина, если бы не…
Что именно препятствовало родительскому воссоединению, Илья сформулировать затруднялся, но был совершенно уверен, что одно из таких препятствий как раз сейчас, нагло заняв его, Илюшино место у окна, поедало приготовленный матерью, судя по запаху, только что из духовки, пирог с яблоками. Более того, это неприятное существо съело уголок, а ведь всем известно, что угловой кусочек, у которого пропеченная корочка не с одной стороны, как у всех, а с двух — самый вкусный, и достаются эти кусочки всегда только ему, любимому и единственному сынульке.
— А что это ты так рано? — Хлопотавшая у плиты мать обернулась к Илье и сделала шаг ему навстречу, намереваясь поцеловать.
— Физичка заболела, — буркнул Лунин, уклоняясь от материнских объятий. Схватив со стола один из еще уцелевших уголков яблочного пирога, он выскочил из кухни обратно в прихожую. Кое-как натянув кроссовки, он крикнул, не скрывая обиды в голосе: — Я — гулять. Надеюсь, когда приду, поесть нормально можно будет.
На его языке «нормально» означало вдвоем. Он знал, что мать его прекрасно понимает, и очень надеялся, что сидящее в углу нечто поймет тоже.
Как вскоре выяснилось, «нечто» было не таким уж понятливым, вернее, оно, это «нечто», все понимало, но совершенно игнорировало мнение Ильи о том, стоит ли кому-либо посещать квартиру Луниных, сидеть у окна на кухне и пользоваться пультом от телевизора. Ко всем своим прочим недостаткам, «нечто» являлось обладателем странно звучащего, казавшегося Илье совершенно нелепым, сочетания имени и отчества Руслан Евсеевич и имело внешность, поразительно сходную с одним из пролетарских вождей (впрочем, спустя некоторое время одним из пролетариев и убитым) Львом Давидовичем Троцким. Узкое, сухое лицо, прямой, с широкими крыльями нос, под которым топорщилась полоска неестественно темных, должно быть, подкрашенных усов, совершенно некрасивая треугольная бороденка, обращенная острым концом вниз, волнистые с легкой проседью волосы, зачесанные назад и открывающие непомерно высокий лоб, пересеченный уходящей к переносице складкой. Карие глаза, которые, как казалось Лунину, всегда смотрели на него со смесью насмешки и сожаления сквозь толстые линзы очков в дорогой позолоченной, а быть может, и золотой оправе. В общем, вылитый Троцкий. Или, быть может, Калинин. Глядя на черно-белые фотографии в учебнике истории, Илья раз за разом приходил к выводу, что оба пламенных революционера были почти неотличимы друг от друга, разве что у Михаила Ивановича взгляд был всегда другой, какой-то испуганный, что ли, затравленный.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
