Полумесяц отражается на бескрайней водной глади, и волны ударяются о мой живот. Я чувствую песок под ногами, а прохладный ветер обдувает кожу. Он несет за собой запах Оскара. Я слышу музыку, играющую в машине, и вдруг чувствую руки Оскара на своем теле. Я разворачиваюсь и вижу его. У меня встает ком в горле и накатывают слезы, не знаю, от выражения ли его лица, или от грустной песни, или от всего вместе. Я вижу, что он пытается спрятать от меня свои мысли. Я узнаю́ это, потому что сама часто так делаю. Я знаю, что его тревожит, поэтому встаю на носочки, обнимаю его руками за шею и целую. Оскар прижимает меня к себе, и я запрыгиваю на него, обхватывая ногами за талию. Его губы мягкие, а руки теплые. Наши языки нежно касаются друг друга, и холодная вода омывает наши тела, а над головами тянется черное как смола бескрайнее ночное небо.
Мы лежим голые на крыше машины, мой взгляд теряется в бесчисленных сверкающих звездах над головой, пока Оскар медленно двигается во мне. Я вдыхаю его запах, чувствую напряженность его тела. И его руки на моем теле. Я чувствую под спиной мягкую ткань одеяла, его нежные поцелуи и неровное дыхание. Губы Оскара покидают мои. Он смотрит на меня, запыхавшись. Его глаза горят, а грудная клетка трепещет. Прохладный ветер гладит наши тела, а тяжелое дыхание Оскара, смешанное с моим, сопровождает шум волн. Мое тело двигается в такт с его. Я крепко держусь за него и слышу его сердцебиение. «Сейчас он испытает удовлетворение», – думаю я, и по телу пробегает волна холодных мурашек. Я прижимаю свои бедра еще ближе к его, как будто была недостаточно близко к нему, и наступает этот момент, когда во мне все напрягается, все переворачивается. Я чувствую каждый миллиметр своего тела, чувствую, как Оскар впрыскивает в меня часть себя, и теряю ориентир. Я словно падаю, стремительно быстро, а затем делаю еще вдох и крепко прижимаюсь к нему. Мне хочется кричать, потому что это так прекрасно, хочется плакать, но я не могу даже вздохнуть. Оскар последний раз глубоко входит в меня и замирает. Я закрываю глаза и наслаждаюсь тем, как от изнеможения дрожат мои ноги. И когда я снова начинаю дышать, то концентрируюсь на движениях при дыхании наших тел и на ощущениях от нашего освобождения. Как будто наши тела шепчут, что любят друг друга. Снова и снова.
Мечта, моя маленькая мечта
Я еду в направлении Бари, пока Тесс спит на соседнем сиденье. Ее голова прислонилась к стеклу, за которым при лунном свете блестит море. Я бы с удовольствием разбудил ее, чтобы посмотреть на нее, но она дышит так спокойно, что я не осмеливаюсь.
Еще две недели назад я был совсем другим человеком. Я думал только о себе, потому что думать об Элис было слишком больно, а все остальные тоже думали только о себе. Я до сих пор помню, как спорил с мамой насчет ужина у семьи ван Кампен. Я не хотел идти. Мне не нужен был очередной вечер, на котором бы я чувствовал себя как единственное в жизни разочарование отца. Я и так это знаю. И все-таки я туда поехал. Но не могу сказать почему.
Это было всего лишь мгновение. Одно, которое поменяло все. Я никогда не думал, что можно полюбить кого-то так быстро. Если честно, я думал, мое сердце слишком искалечено, даже чтобы просто жить. Я думал, любовь – это иллюзия. Детская и переоцененная. Но если серьезно, любовь нельзя переоценить.
Я чувствую, как мои веки тяжелеют. Мне надо либо размяться, либо искать ночлег. Немного погодя я вижу заправку, съезжаю с автобана, нахожу место для парковки и глушу мотор. Я разглядываю лицо Тесс. Идеальной для этого момента была бы песня «Dream A Little Dream Of Me» группы The Mamas and The Papas. В своей голове я слышу эту мелодию, когда убираю с лица Тесс пряди волос и смотрю, как стекло потеет от ее теплого дыхания. Я беру телефон, аккуратно наклоняюсь над ней и рисую указательным пальцем сердечко на запотевшем стекле, а потом быстро делаю фотографию, пока сердечко не исчезло.
Еще пару минут я сижу рядом с ней и наконец выхожу из машины и потягиваюсь. Мое тело ужасно истощено, но мозг бодрствует. Он думает, думает и думает. Обо всем, о чем только можно. Об ужасной пустоте и онемении. Тесс скоро не будет рядом. Ни ее смеха, ни застенчивого взгляда. Ни запаха ее кожи. Все это перестанет существовать. Я не хочу думать об этом. Я хочу думать о другом. Но я не могу по-другому. Как будто Тесс заразила меня своими постоянными раздумьями. Я улыбаюсь сквозь слезы, которые выступают на глазах, и тихо открываю багажник. Горячие слезы стекают по лицу, пока я разбиваю наш лагерь. И пока аккуратно открываю пассажирскую дверь и несу Тесс назад. Когда я осторожно кладу ее и целую в щеку, она ненадолго открывает глаза. Она сонно смотрит на меня и тут же засыпает. Она жива. Как такое может произойти, что ее вдруг не станет? Я понимаю, что это так, но не могу осознать.
С того момента, когда Тесс мне сказала, что умрет, я пытаюсь взять себя в руки. Я пытаюсь не думать об этом и представляю, что это неправда. Но иногда, лишь иногда, карточный домик во мне рушится. И когда это происходит, слезы, которые я успешно скрывал в себе, выходят наружу. Иногда. Когда она спит или когда тишина занимает свое место в дневной суете.
Я достаю телефон из кармана и ввожу пароль. Потом открываю WhatsApp и нажимаю на наш с Моритцем чат.
Оскар Зальцман:
Мо, ты тут?
Долго ждать не приходится.
Моритц Ройс:
Да, тут. Все в порядке?
Оскар Зальцман:
Все не в порядке.
Моритц Ройс:
Настолько плохо?
Оскар Зальцман:
Я не знаю, как переживу это.
Моритц Ройс:
Я знаю, что от меня помощь так себе, но я буду рядом. Ты не должен проходить через все один. Ты знаешь это, не так ли?
Я вытираю внешней стороной ладони слезы, но тут же подступают следующие.
Оскар Зальцман:
Без тебя я никогда не справлюсь.
Вокруг гробовая тишина, и слышно только мои глухие всхлипывания.
Оскар Зальцман:
Я так люблю ее.
Моритц Ройс:
Я знаю.
Оскар Зальцман:
Все это так отвратительно…
Моритц Ройс:
Я могу что-то сделать?
Я замираю и смотрю на экран, а потом поворачиваюсь и разглядываю расслабленное лицо Тесс.
Оскар Зальцман:
Если так пойдет дальше, мне нужен будет кто-то, на кого я смогу все это обрушить.
Моритц Ройс:
