— Да, я поняла… У вас любовь, — сказала она онемевшими губами. — Что ж, поздравляю. Ты за этим и пришел, чтобы рассказать об этом?
Как-то нехорошо она это произнесла, мол, и что же дальше, зачем было меня отвлекать этой ерундой? Но Макс и не заметил ее изменившегося взгляда, тона. Его вообще не было в гостиной, он грыз свою курицу где-то очень далеко отсюда, возможно, в гостинице, куда поселил свою любовницу, спрятал ее от ревнивого мужа. Он вообще летел! Про таких так и говорят — летящий!
Тамара снова услышала металлический тихий звон. Она повернула голову, и ей показалось, что там, за пальмой, кто-то сидит. Клубы вечернего комнатного сумрака соткали из воздуха рожу рыночного инвалида, перебирающего грязными лапами свои металлические иглы и заточки.
— А я роман написала, — сказала тихим истеричным фальцетом Тамара.
— Она, типа, художница, понимаешь? Приезжает в Подлесное к одному известному художнику…
Тамара незаметно ущипнула себя и даже боли не почувствовала.
Подумалось и вовсе нелепое: может, он каким-то образом прочел ее роман?
Нет-нет, этого не может быть. Это вообще из области фантастики.
— …там про тебя, про Милу… — тихо говорила она, наблюдая за тем, в каком возбужденном состоянии находится Макс.
Но он не слышал ее. И не слушал. Он раскрывался перед Тамарой, выворачивая перед ней всю душу, мечтая, рассказывая о своих планах, и ему ведь на самом деле не было до нее никакого дела. Он пришел к ней как к другу. А она — в корсете. Смешно…
Может, захохотать?
— Хочу выпить за вас, — Тамара вдруг резко поднялась, налила шампанское. — За вас, мои дорогие влюбленные! Так рада, что ты встретил наконец свою любовь, Макс! Ну, на самом деле, сколько можно уже шляться по бабам?
— Нет, Томочка, я не бабник, как может показаться… Просто мне нравятся женщины, я жалею их…
Она захотела, чтобы он ушел. Прямо с тарелкой, с фужером, встал и ушел.
— Я, собственно говоря, чего пришел-то к тебе… У тебя подружка есть, Соней зовут, она маникюрша. Одна немка, Марта Круль, перед тем как эмигрировать в Германию, поручила ей присматривать за ее загородным домом. Дом, кстати говоря, отапливается, мне рассказывали, кто там был… Там можно жить. Я сначала пришел к твоей Соне в парикмахерскую, хотел поговорить с ней по-человечески, чтобы она пустила туда Милу. Я заплатил бы ей! Но она почему-то отказалась со мной говорить и вообще странно себя повела… Типа, она очень занята и все такое. И тогда я подумал, а что, если ты возьмешь ключи от этого дома, незаметно так, сделаешь копии…
Из-за пальмы показалась цветная тряпка, она, как живая, задвигалась, заставляя подрагивать, позванивать и подпрыгивать иглы, шила, острейшие заточки…
Тамара тряхнула головой, и сразу все стихло. Видение исчезло.
…
— Зачем вы купили заточку на рынке у этого бомжа?
Она оглянулась. Макс, сытый и разомлевший от вкусной еды и квартирного теплого уюта, достал сигареты и закурил.
Кто же тогда произнес этот вопрос? Невидимая журналистка или прокурор?
— Я достану для тебя ключи, Макс. Я для тебя все сделаю.
