Центральный вход в больницу был закрыт, Алекс вошел через приемное отделение. Объяснив строгому охраннику, зачем пришел, и вручив ему для убедительности денежную купюру, Алекс поднялся в кардиохирургию. Дежурная медсестра сидела за своей стойкой и вязала.
– Как мой сын? – спросил он.
– Я сейчас позову дежурного доктора из реанимации, – сказала она, подхватываясь с места и быстрым шагом направляясь к двери реанимационной.
Дверь в борькину палату была закрыта, и Алекс не желал ее открывать. Его состояние каким-то образом исключало жалость и сочувствие, как по отношению к себе, так и по отношению к Клаве. Странно, но сейчас Алекс воспринимал свою бывшую супругу как совершенно чужую женщину. Годы совместной жизни как будто бы растворились без следа.
Врач появился в дверях реанимации и направился к Алексу.
– Борис стабилен, – сказал он. – Сердцебиение нормализовалось, температура тридцать восемь, давление в пределах нормы. Он еще не дышит сам, но пока никакой угрозы жизни нет.
– Спасибо.
– Не за что. Мы делаем свою работу.
Алекс достал из кошелька несколько крупных купюр, отдал доктору.
– Пожалуйста, сделайте все возможное.
Доктор кивнул, принял купюры и исчез за дверью реанимации.
Открылась дверь палаты, на пороге появилась Ангелина Квадриговна.
– Явился, не запылился, – сказала она.
– Как Вы себя чувствуете, Ангелина Квадриговна?
– Я?! С чего это ты стал такой заботливый!? Не можешь дождаться, когда я ноги протяну?!
– Что Вы! Очень рад, что с Вами все в порядке, – сказал Алекс.
Он снова обратился к дежурной медсестре.
– Сегодня делали операцию Анатолию Игнатьевичу Бахману. Могу ли я узнать о его состоянии?
– Он у нас в другой реанимации, – сказала медсестра. – Сейчас я позову доктора.
Медсестра ушла в другой конец коридора.
– Ты зачем свою потаскуху в больницу притащил? – спросила Ангелина Квадриговна.
– Ну что Вы опять начинаете, Ангелина Квадриговна, – попытался успокоить бывшую тещу Алекс.
– Нет, ты мне объясни!
Очевидно, комплекс тещиных социально-ментальных программ был намного сильнее здравого смысла, слабым огоньком теплящегося в сознании Ангелины Квадриговны. Она, словно биоробот-терминатор, готова была ценой собственного здоровья и собственной жизни выполнить заложенный в ее сознание программный код, предписывающий нанести максимальный психологический урон неверному зятю.
– Успокойтесь, Ангелина Квадриговна, Вам опять станет плохо.
– Ты, подонок, мою Клаву обманывал столько лет, свою первую семью от нее скрывал, а теперь добиваешь ее тем, что блядей водишь в больницу к сыну?! А если Борька умрет, ты и на могилу к нему ездить с этой кралей будешь?
Надо было признать, что бывшая теща мастерски выбирала угол психологической атаки. Но Алекс знал, что выяснение отношений с ней совершенно бессмысленно, и не втягивался в эту захватывающую беседу эмоционально. Он спокойно взглянул на бывшую тещу и прошел мимо, чтобы встретиться с доктором-реаниматологом, который уже вышел из дверей второй реанимации.
– Что, правда глаза колет?! – крикнула ему вслед Ангелина Квадриговна. – Даже ответить нечего?!
С победным видом она вернулась в палату, очевидно, даже забыв о том, для чего выходила в коридор. Алекс предоставил ей возможность наслаждаться мнимой победой, и встретился глазами с реаниматологом.
– Анатолий Игнатьевич чувствует себя хорошо. Дышит сам. Давление нормальное, температура около тридцати семи, но это норма, сердцебиение в порядке. Думаю, завтра Вы сможете с ним поговорить. Приходите утром.
– Спасибо, – сказал Алекс, протягивая доктору оставшиеся в его бумажнике крупные купюры. – Сделайте все, что необходимо.
– Завтра ему нужно будет привезти еду, – сказал доктор. – Жидкий овощной супчик-пюре без мяса, сладкий чай с лимоном. Организуете?
– Конечно, организую. Сейчас же отдам команду.
Доктор удалился в реанимацию. Алекс набрал телефон секретаря Бахмана, и передал ей просьбу доктора. Получив от нее заверение, что завтра личный повар Бахмана привезет все необходимое в больницу, Алекс направился к выходу.
– Что, с Клавой даже не поговоришь? – спросила Ангелина Квадриговна, снова появляясь из палаты и преграждая ему путь.
– Извините, Ангелина Квадриговна, – сказал Алекс. – Спешу.
– Может, хоть меня домой завезешь?
– Вот Вам деньги на такси, – сказал Алекс, протягивая ей мелкие купюры, оставшиеся в его бумажнике.
– Да не нужны мне твои деньги! – брезгливо фыркнула Ангелина Квадриговна.
Он обогнул ее мощную стокилограммовую тушу и через несколько секунд уже бежал вниз по лестнице. Выйдя на улицу, Алекс позвонил Фриде. Но та не брала трубку. Алекс набрал телефон Макса.
– Макс, привет! Ты где? Я скоро приеду… Борька стабилен, но сам еще не дышит. Я сейчас у больницы. Опять с Квадриговной поругался. Но это пустяки. Я с Эммануилом Кошечкиным виделся. Узнал кое-что. Приеду, расскажу.
Когда Макс и Манечка Мейкер ушли из ресторана, Макс захотел прогуляться у моря, но Манечка была слишком легко одета для такой погоды. Поэтому он завез ее в магазин одежды, где Манечка выбрала себе забавный шерстяной кардиган, украшенный мехом. Потом они поехали к морю и погуляли вдоль набережной, время от времени останавливаясь, чтобы поцеловаться.
– Я тебе клянусь, – говорила Манечка, – клянусь чем хочешь, мамой своей клянусь, что никогда не буду вести себя так, как Клава, и уж тем более как Ангелина. Никогда!
– Женщины не всегда следуют здравому смыслу, – мягко увещевал ее Макс. – Но мужчины именно за это и любят своих женщин.
– Знаю, милый. Мой папа-женоненавистник постоянно говорил о том, что мы, женщины, по сути, являемся социально-биологическими компьютерами, которые выполняют заложенные в сознание программы, не осознавая, что они делают. Я тебе честно скажу, что да, есть программы, которые выполняются независимо от нашей воли. Точно так же, как есть они и у мужчин, правда, в меньшем количестве и не такие изощренные, но они есть.
– Согласен, есть такие социально-биологические программы и у нас, – кивнул Макс.
– Но то, как именно женщина следует этим программам, в первую очередь определяется ее отношением к любимому мужчине. Любовь – вот что определяет женское поведение в наибольшей степени. Если любви нет, те же самые программы начинают генерировать зло и ненависть. Если же есть любовь, тогда женщина – источник света и добра. Точно то же самое можно сказать и о мужчинах.
– Ты так складно говоришь об этом, – сказал Макс. – Я иногда чувствую, что влюбился в девушку-философа.
