— Знаешь, в Швейцарии прекрасная медицина, — нехорошо усмехнулся Аскольд, — Там не нужно ломать себе голову, чем оплатить операцию. Их проводят одинаково хорошо как нищим, так и тем, кто более чем богат.
Бросив меня у стенки, он направился к верстаку с кровавым тряпьём и несколькими контейнерами.
— Всё дело в медицинской страховке, — продолжал он, — она есть даже у тех, которым нечем за неё заплатить. За них это делает государство, представляешь?
Повернувшись ко мне, он рассмеялся. Этот безумный блеск в глазах, этот ненормальный смех выдавал в нём полного социапата. Вжавшись в бетонную стену, я с ужасом наблюдала, как этот псих берёт с верстака контейнер и направляется с ним ко мне. Нет! Я не хочу видеть что там внутри!
— Но с трансплантацией органов не всё так гладко, — произнёс он всё так же улыбаясь, — приходится ждать, пока кто-то не соизволит сдохнуть, чтобы отдать своё сердце или почку тому, кто в них отчаянно нуждается. Причём без разницы голодранец ты или ооочень богатый человек, для всех условия одинаковы. А ведь из-за каких-то голодранцев хорошие люди просто тихо уходят, не дождавшись своей очереди.
С этими словами он распахнул передо мной контейнер и в тот же миг меня вывернуло наизнанку. Упав на колени, я содрогалась в рвотных судорогах на бетонном полу. Не описать словами весь тот ужас и отчаяние, которыми пропитался этот подвал. Они захлестнули меня словно цунами и я не могла сделать ни единого вдоха этого зловонного воздуха.
— Знаешь сколько они готовы заплатить за такое сердечко, детка? — продолжал он, не обращая на меня никакого внимания, — Много. Очень много. Вот только заплатить некому. Все сплошь чистоплюи, типа твоего папочки.
Меня вновь скрутило в очередной рвотной судороге, только рвать уже было нечем, так как от выпитой воды я только что благополучно избавилась. Он безумец! Безумный ублюдок!
— А вот у нас с этим намного легче. Деньги правят миром и только они решают кому жить а кому нет, —рассмеялся Аскольд, захлопнув крышку контейнера, — О тех, кто пропал без вести просто забывают. Зато их глаза, кожа, лёгкие, печень или сердце живут дальше далеко отсюда. Всего два часа по воздуху и этот контейнер будет у своего хозяина. Правда, хорошо придумано?
Его безумный смех будто прорывался сквозь дымку. Я отчётливо почувствовала, что сейчас просто потеряю сознание.
— Это золотое дно, детка, — не унимался этот обезумевший садист, — и всё шло бы гладко, если бы не твой папаша-чистоплюй. В ночь перед балом он узнал о истинных задачах бизнеса и отказался принимать в нём участие. Представляешь? Всё, что было построено долгим упорным трудом чуть не рухнуло к чертям собачьим!
При этих его словах я подняла голову. В глазах двоилось а шум в ушах только нарастал, накатывая новыми волнами паники и тошноты.
— Нет, это не мы, — прокомментировал он мой взгляд, — его сняли на выходе люди Рамзая. У этих двух были свои счёты. А ты, идиотка, отправилась домой, где они исполнили бы и тебя, не окажись рядом твоего защитничка.
Наклонившись, он дёрнул меня вверх и схватив за горло, приподнял над полом.
— Ты трахалась с ним? Конечно, трахалась. Отблагодарила за спасение, обслужила по полной программе.
С этими словами он приложил меня затылком об стену, отчего в глазах потемнело и сознание начало медленно от меня ускользать. И какое же счастье, что его я всё-таки лишилась!
— А если бы уехала тогда со мной, ничего бы этого не произошло, — донеслось до моих ушей сквозь темноту, — теперь ты мне нахрен не сдалась.
* * *
Очнулась я в полумраке на чём-то твёрдом. Зверски болела голова а в глаза будто песка насыпали. С трудом разлепила веки и тут же услышала тихое:
— Ася.
Стоило больших усилий, чтобы приподнять голову и окинуть мутным взглядом помещение в котором я находилась. Под потолком висела тусклая лампочка Ильича а по углам жались испуганные люди.
— Ася, — до отупевшего сознания вновь донёсся голос моего брата.
Я скосила глаза и замерла. Шок! Передо мной на коленях сидел Алекс! Суки! Какие же они мрази! Даже ребёнка не пожалели!!
Мы оба с самого начала были обречены!
— Ась, мы все умрём? — спокойно спросил мой брат.
Это страшно. Это до безумия жутко, когда дети говорят о смерти со спокойной обречённостью.
Приподнявшись, я схватила Алекса и прижала к себе.
— Конечно, нет! — прошептала я, борясь с подступающими слезами, — Можно рассказать тебе один секрет?
Алекс кивнул и уставился на меня своими огромными глазищами. Потянувшись к его уху, я зашептала:
— Скоро сюда прийдёт Данила и всех нас спасёт! Вот увидишь, всё будет хорошо!
— Честно? — прошептал Алекс.
Смотреть в эти полные надежды детские глаза было невыносимо. Прижав его к себе ещё сильнее, чтобы он не заметил предательских слёз, я уверенно ответила:
— Конечно, малыш.
Конечно же он прийдёт! Сама я в этом не сомневалась ни на секунду.
Глава 8.
Аскольд Бестужев сидел развалившисьв кресле и методично напивался. На початую бутылку коньяка, падал свет хрустальной люстры и, отражаясь в благородном напитке, отбрасывал блики на столик в стиле Барокко. За последние год он что-то сильно подустал, всё чаще стал задумываться о том, к чему он идёт, чего хочет от жизни. А окончательное понимание того, что «что-то пошло не так» появилось после очередной вечеринки, когда он проснулся с двумя малознакомыми девицами в койке и дикой головной болью. Тогда-то и пришло осознание, что нужно что-то менять. Правда это «что-то» пока имело весьма неясные очертания. Он всегда считал, что перемены для сопляков, у которых за душой нет ни хрена, кроме амбиций. А его жизнь уже давно шла по накатанной: устоявшийся уклад, уважаемый в обществе статус, прибыльной доход и прочие привелегии человека его положения. Но всё же не покидало ощущение, что он попал в какой-то замкнутый круг, причём попал уже давно а обратил внимание только сейчас. Как он дошёл до такой жизни? Пресной и скучной до одурения. Настроение было настолько паршивым, что даже алкоголь не действовал.
На тигровой шкуре у его ног ласково щебетала его сестричка и это раздражало. Она ему надоела практически сразу, с тех самых пор как в прошлом году впервые её трахнул. И уже тогда она не была нетронутой девицей.
Включив обаяние и сделавшись загадочно-притягательной, Марина Лопырёва сладко улыбалась, льнула к нему, поглаживая его колено. Отрепетированным движением она закатила свои раскосые глаза, окаймлённые густо накрашенными ресницами и грациозно заскользила бюстом по его ноге.
Протянув руку, он мазнул пальцем по её губам, отчего Марина эротично их распахнула.
— Зачем тебе столько грима, — глухо поинтересовался Аскольд, разглядывая свой палец, с жирным следом алой помады.
