Ванька поджал колени, обхватил их руками. Уткнулся в них лбом и сцепил пальцы, пытаясь удержать что-то судорожное, что и из него сейчас рвалось наружу. Мышцы напряглись. Все тело напряглось, когда он пытался дышать – и не мог. Ни вдохнуть полной грудью, ни вытолкнуть из себя воздух. Ему не хватало. Он задыхался.
И при этом не умирал.
Сколько так просидел, Иван не знал. Рыдания постепенно стихали. И он почти что просил бога, в которого не верил, в которого даже после того, как его с того света вернули, не поверил, чтобы она просто заснула. Чтобы отключилась от всего случившегося хоть ненадолго. Чтобы утром ничего не помнила – пьяная же. Может же не помнить. Пусть не помнит.
Потому что ему не забыть.
Но это все его – не ее. Почему она должна?!
- Мать увидит – обоих съест.
- Она не проснется и не увидит, выматывается. Можно к тебе?
- Чудо-юдо.
Шаги по мягкому ворсу не слышны. А голоса в наступившей тишине – вот они. Живут себе. Гундит – Фурса. Скрипит – Пиранья. Причмокивающий звук. Целуются. Справедливо – она за ним с детства бегала. За басистом, а не солистом.
Все это отстраненно и на задворках сознания. Голова все еще прижата к коленям. Глаза все еще закрыты. За дверью – ни звука. Времени – глушь.
- А что он?..
- Иди. И спи.
«Спокойной ночи» - никто не произносит. Смысла в нем нет. Что там до нового дня?
Шаги теперь совсем близко.
Мирош – это к нему. Это он – Мирош.
А раз так… поднять глаза – на Влада. Снизу-вверх. Подняться самому. Рывком. Пройти мимо, не оглядываясь. И затворить за собой дверь. От 924 до 920 всего несколько шагов.
Глава 14
* * *
Остаток ночи был ужасным, и спасало лишь то, что запись в этот день была назначена не с самого утра. Иногда Полина проваливалась в тяжелый сон, выныривая из него, когда ее бросало в жар и кожа покрывалась испариной. А потом начинался озноб, она тянула на себя второе одеяло, сворачиваясь под ним в клубок, чтобы сохранить тепло, выходящее из тела.
Проснулась с рассветом. Голова была как в тумане. Первым делом протопала в душ, тщательно избегая зеркала – смутно представляла себе свой внешний вид и пока видеть его не желала. Чем дольше стояла под струями теплой воды, тем быстрее уходила тревога, наполнившая ее за ночь, и приходило осознание того, что все кончено. Навсегда. Дурацкое слово. Безнадежное. Любое «навсегда» лишает всякой надежды. Вариативность не для тех, у кого «навсегда». Ей было знакомо это и раньше, но еще никогда она не относилась к этому так бесстрастно.
Теперь Полина смотрела на свою жизнь словно со стороны, дальнейшее ей представлялось ясным и определенным. Закончится запись альбома, они наконец смогут уехать домой. И на несколько месяцев к ней вернется ее прежняя жизнь. По контракту она должна принять участие еще в одном концерте, но об этом Полина решила подумать в Киеве. Посоветоваться с кем-то из юристов, есть ли у нее возможность отказаться.
Здесь и сейчас она твердо решила лишь одно – она должна поставить точку в том, что было – или не было? – между ней и Иваном, мальчиком из сплоченной дружной семьи Мирошниченко.
Все становится проще, когда решение принято. Любое действие диктуется уже им, а не желаниями.
Как ранней весной, когда она приняла решение идти на чертово прослушивание в новый проект «Меты».
Полина чувствовала себя абсолютно спокойной, пока приводила себя в порядок. Чуть ярче макияж, чтобы скрыть бледность и неожиданно обнаруженные несколько морщинок у глаз, волосы, собранные в хвост, джинсы и однотонная футболка, тонкий хлопковый шарф вокруг шеи. И браслет – из тонких золотистых кожаных ремешков, в плетении которых затерялись крошечные ракушки и кулон в виде крыльев с гравировкой «М.З.»
Но прежде чем выйти из номера, сделать последний шаг, Полина долго стояла у окна, впуская в легкие прохладный утренний воздух. Она слушала звуки города, раздающиеся вокруг нее, и думала о том, что обязательно сегодня вечером пойдет гулять, а не станет торчать в номере, воображая, чем в это же самое время может быть занят Мирош. Какая ей, в сущности, разница?
Никакой!
Досчитать до тридцати, сделать вдох и переступить порог. С тем чтобы через несколько минут оказаться с чашкой кофе на огромном мягком диване в холле у лифта, в ожидании солнцеликого рок-музыканта, который сегодня тоже должен работать в студии.
Сидеть ей пришлось на удивление долго. Он не вышел к завтраку, когда остальные своевременно потянулись в гостиничный ресторан в дружном порыве заправиться энергией для предстоящего дня. И сейчас можно было усомниться в том, что он был на пробежке в свою обычную раннюю рань – хотя не пропустил до этого ни одной. Потому что, когда дверь лифта в очередной раз раскрылась спустя минут сорок ее безучастного ожидания, он явно был готов к выходу на улицу – то есть в студию: трилби, надвинутая на самый лоб, сразу под ней – очки от солнца, скрывавшие глаза. Куртка в руках, на плечи не накинута. Обнаженные короткими рукавами футболки руки – любуйся теперь, наконец. Сложный полинезийский узор контрастными черными линиями набитый на кожу.
Сразу от лифта, не заметив ее, он направился к выходу из отеля.
- Иван! – окликнула его Полина.
И он остановился в то же мгновение, будто напоролся на невидимую преграду. Прошло несколько мгновений, прежде чем Мирош обернулся к дивану. Снял очки и направился к ней. А когда дошел – рядом не сел, всем видом давая понять, что торопится.
Она поднялась к нему сама.
- Знаешь, я подумала… тебе нужнее будет, - она достала из сумки конверт. – Пригодится заплатить кому-нибудь еще за услуги. Открытка, извини, другая. Но в следующий раз найди что-то винтажное. Ангелочки – это пошло.
Полина сунула конверт ему в руки. Он автоматически принял. Пальцы скользнули по глянцевой поверхности поздравительного картона свадебной тематики. Но он не видел картинки. Видел только ее белоснежное запястье, увитое узором голубых вен и окольцованное браслетом. Его браслетом. Она сохранила?
- Что это? – хрипло выдохнул он, вопреки собственным установкам сегодня не говорить ей ни слова.
- Деньги, - пожала она плечами и, развернувшись, выскочила из холла гостиницы на улицу, где свежий воздух больно ударил в лицо.
А потом так, будто за ней гонятся черти, понеслась по улице – через парк, через высокую лестницу с пандусом. Через прохожих мимо нее и через яркую зелень травы и листвы цветущего мая.
