Книга Лихо ветреное - Ирина Волчок

— Ну, как отреагировала? — нетерпеливо спросила Тамара и постучала пальцем Серому по животу. — Ну, чего молчишь? Разлегся — и молчит… Говори уж давай, сколько ждать можно…

Серый открыл глаза, почесал живот, зевнул и медленно сел, скрестив ноги по-турецки.

— Как отреагировала… — недовольно буркнул он, уставясь в слабенькие язычки пламени доживающего последние минуты костра. — Откуда я знаю, как отреагировала… Никак.

— Но ведь что-то сказала? — настаивала Тамара. — Она ж не молчала, да? Она ж что-то говорила? Ну!

— Говорила, что сумасшедшие деньги у Семеныча зарабатывает, — все так же недовольно сказал Серый.

— Гос-с-споди… — Тамара нервно шевельнулась и уставилась в темнеющее небо. — Хоть бы Катька скорее приехала. Может, она сумеет убедить.

— Насчет убедить я чего думаю… — осторожно начал Павел, немножко послушав всеобщее молчание. — Я, конечно, еще не все понимаю, могу и ошибиться. Но мне кажется, дело не только в деньгах. Мне кажется, для Зои смысл жизни все-таки не в том, чтобы заработать как можно больше.

— В том, в том, — откликнулся Федор. — Жлобиха.

— Федор! — шепотом крикнула Елена Васильевна. — Вы черт знает какую хрень порете! Вы посмотрите только, что Зоенька мне позавчера подарила! Настоящее золото и настоящий рубин!

Елена Васильевна сунула под нос Федору руку с растопыренными пальцами, закованными в многочисленные кольца чуть не до ногтей, и повертела всем этим великолепием, чтобы камни посверкали пороскошнее.

— Ну, так это вам, — объяснил Федор. — Это не считается. Сереже вон тоже две пары штанов купила. Зачем, спрашивается? А вот ему захотелось!.. И ко мне с новой курткой приставала. А у меня и так куртка новая. А сама сколько лет в одном и том же… Ночнушку недавно штопала. Во-о-от такая дыра, а она — штопать… Даже стыдно говорить. Что ж не жлобиха? Жлобиха.

— Что в одном и том же — это ерунда, это не от жлобства, — возразила Тамара. — Просто ей неинтересно все это. Да и некогда на себя время тратить. А еще, наверное, и «Фортуна» виновата. Она ж там все время в таком прикиде пляшет… Ужас. У кого хочешь охоту к тряпкам отобьет.

— Жлобиха. — упрямо повторил Федор. — Ночнушку сто лет таскает, а сама валюту копит. Половину коробки уже накопила.

— Какую валюту копит? — растерялась Тамара. — Зачем валюту копит?

— Всякую валюту, — недовольно сказал Федор. — И евро, и доллары… И рублей много, почти сто тыщ. И на меня сберкнижку завела. Главное — потихоньку, ничего не сказала… И бумажку там хранит: вот столько долга Серым, вот столько — на образование для Сережи, вот столько — для девочек… Чтоб у каждой по квартире было.

Серые быстро переглянулись и схватились за руки.

— Твою мать, — сказала Тамара.

— Ни хрена себе, — сказала Елена Васильевна.

— Тихо, тихо, — сказал Серый. — Я ж ей про Сашкины деньги объяснил. Должна поверить… Ничего, постепенно как-нибудь образуется.

— Ага, образуется! — рявкнула Тамара. — Я ж когда еще говорила: девке срочно нужна медицинская помощь!

— Да не, не нужна, — авторитетно сказал Павел. Как профессионал. — Тут другое сработать может. Надо у нее помощи попросить. Мол, без тебя никак, помоги, пожалуйста… Должно сработать.

Серые опять переглянулись и разомкнули руки. Федор подумал, перестал улыбаться и кивнул. Елена Васильевна похлопала Павла по руке кастетом всех своих колец и одобрительно угукнула.

Может быть, они сразу и начали бы составлять тактические планы и разрабатывать методику, но тут из-за дома появились Сережа и Макаров, блестя мокрой кожей, тряся мокрыми волосами, пытаясь на себе хоть сколько-нибудь отжать мокрые широкие цветастые трусы и слегка клацая зубами. Они рысили на огонь умирающего костра и на ходу шепотом кричали друг на друга, размахивая руками совершенно одинаково.

— Потом поговорим, — оглянувшись на них, сказала Тамара.

В общем-то, ничего особенного в ее словах не было — ясно же, что Сережу посвящать в их планы не стоило, Сережа все-таки еще ребенок, а Макаров и вовсе посторонний… Но Павел вдруг почувствовал себя одним из заговорщиков. Это было смешно. И одним из посвященных. Это было лестно. И одним из своих… Из очень своих, из самых близких. Потому что все эти люди были для Зои самыми близкими на всем белом свете. И он оказался в их числе. Пусть случайно, и она об этом ничего не знала, и, может быть, совершенно этого не хотела, но так получилось, и Павел чувствовал, что в их числе он останется навсегда. Как бы там дальше ни сложилось… И это было как-то тревожно, и ожидающе-радостно, и почему-то немножко грустно — все одновременно.

Подбежали мокрые Сережа и Макаров, принялись валить в костер хворост, не переставая клацать зубами и шепотом, но очень горячо о чем-то спорить. Елена Васильевна стала сворачивать свое кружевное вязанье, звякая крючком о кольца и цепляясь кольцами за нитки, сказала, что отравилась кислородом и поэтому пойдет спать. Тамара вдруг оживилась, радостно замахала руками в сторону темного и тихого дома, быстро сказала Федору:

— Зоя детей уложила, ты с ними пока побудешь? Катька приехала, сейчас нам с Зоей поговорить бы.

И ушла. И Федор ушел в дом, прекрасный и бесшумный в густых сумерках, как леопард. Как леопард, когда-то израненный, но выживший, и не просто выживший, а ставший сильнее и красивее, несмотря на заметную хромоту и страшные шрамы.

— Это ты придумал клуб его именем назвать? — спросил Павел, глядя вслед прекрасному хромоногому леопарду в широких цветастых трусах.

— Это еще Сашка решил, — негромко ответил Серый, тоже глядя вслед Федору. — У Федьки тогда первая золотая медаль, перспективы блестящие, да и мальчик красивый… А клуб главным образом для детей задумывался. Юный чемпион на плакате — это правильно было бы… Но и сейчас правильно. Да?

— Да, — согласился Павел. — И сейчас все очень правильно.

— Вот я еще чего спросить хотел… — начал было Серый, понижая голос и посматривая в сторону реанимированного костра, рядом с которым Сережа и Макаров, не переставая шипеть друг на друга, с треском дружно ломали сухие ветки.