легитимности, превращение старика перед народом в недееспособного и неповоротливого политического посредника, авторитет которого падал на глазах, лишила его возможности в решающий момент обратиться к народу непосредственно, вести с ним разговор через головы бюрократии, приступить к полноценным реформам или действиям.
От боя у Азкабана до своей смерти Дамблдор остался в большей степени лидером Ордена Феникса, чем политиком или общественным деятелем. Смерть его сторонников, смерть брата, возможно, смерть Грин-де-Вальда… Чаша прошлого оказалась много тяжелее, чем тот мог предполагать. Чем дальше, тем больше она сковывала его движения. Альбус попытался взять политический реванш военными средствами, в предпоследнем бою использовав даже запрещённые методы, но просчитался в главном — освобождённый Волан-де-Мортом народ не желал дальше носить ярмо. Ярмо самоограничений. Ярмо морали. Ярмо невмешательства в чужой мир.
В этот момент Альбус окончательно утратил политическое лидерство, а соискатели власти почуяли свою силу.
Парадоксально, но освобождать магов начал Альбус Дамблдор. Только он освобождал их от ограничений внутри магического мира. Волан-де-Морт же освободил магов от ограничений в применении своей силы. От совести. Маги теперь как колонизаторы нового континента…
Почему за Альбусом люди шли неохотно, а за Волан-де-Мортом побежали, едва тот их поманил? Был бы он дураком, предположил, что пока Альбус развивал удачу до сорока миллионов, Волан-де-Морт развивал до этих же цифр харизму. Нет. Всё намного проще. Альбус предложил людям путь наверх, а Волан-де-Морт — вниз.
Альбус в перспективе мог бы построить мир, более равноправный, чем сейчас. Вместо этого он открыл дорогу всей современной политической элите — той, которая не признаёт его заслуги перед страной и миром, и той, которая ненавидит его.
С момента ухода Альбуса со всех постов практически никто не понял главного. Забавно вышло: должности отняли у Альбуса его шальные политические дети. Огромная часть граждан Магической Англии так и не приняла для себя один из главных постулатов свободы — и в том случае, если ты получаешь её как данность, и в том случае, если ты платишь за неё дорогую цену, ты всё равно сам, лично несёшь ответственность за то, как ты пользуешься условиями свободы. И никто не несёт эту ответственность в большей степени, чем ты сам. Для людей же в большинстве своём свобода — это когда всё в кайф. А у кайфа нет рамок!
Уроки свободы оказались вопросами, на которые нужно ежедневно давать ответы. И эта трудная личная работа практически никого не вдохновила, а для кого-то стала тяжелейшей обузой. Эти вериги несвободы и до сих пор мешают людям осмыслить и принять всё, сделанное Альбусом Дамблдором.
Альбус поставил ценность человека, ценность личности выше ценности своей власти.
Даже после изгнания тот выступал за свободу слова, свободу убеждений, свободу совести.
В благодарность люди стали его принципиальными оппонентами.
Он признал ценность публичной критики власти.
Он давно поставил вопрос об изменении системы исполнения наказаний и об общественном контроле за Отделом Тайн, но так и не смог их решить, что также привело к личной драматической развязке.
Альбус Дамблдор, выходец из полусословного магического мира, где всегда считалось, что прав самый сильный, даже если тот явно безумен, смог подняться до понимания и выражения европейских гуманитарных ценностей на уровне, превосходившем уровень понимания основ мировой политики современными ему лидерами ведущих стран магловского Запада.
Единственное, что Альбус не показал — что может сдаваться. Хотя это можно назвать неумением приспосабливаться.
Всю свою политическую жизнь на вершине власти он не усиливал, а ослаблял личную власть, способствовал (часто сам того не желая, но полностью осознавая смысл происходящего) созданию новых центров силы, новых векторов влияния, новых политических институтов.
Но он не осознал в полной мере влияния наследия веков власти чистокровных и противодействия своих врагов. Пожиратели Смерти, созданные изначально как аппарат принуждения и насилия, постоянно давали рецидивы, тяжелейшим образом били и по народу, и по Дамблдору лично как первому лицу государства. Он недооценил риски Тёмной Магии, он недооценил своих врагов. И главное — тот недооценил Волан-де-Морта.
Состояние государства и политическую жизнь Альбуса Дамблдора сильнейшим образом подточили отягощённые кровью и враждой события: смерть Арианы, война с Грин-де-Вальдом, война со своим вчерашним студентом, гражданская война в Магической Англии… С каждой новой кровью он терял легитимность — вне зависимости от того, обвиняли его самого в организации кровопролития либо в неприменении силы.
Но в решающий момент, когда применение силы осталось единственным (и бессмысленным, он это хорошо понимал) способом защиты личной власти, он сознательно отказался от насилия, потому что главной жертвой применения силы при любом сценарии был бы народ.
Он ушёл, избегая кровопролития.
Он освободил дорогу другим, предоставил им возможность действовать.
Но практически никто не выступил ни в защиту старой Магической Англии, ни в защиту Альбуса Дамблдора. Это уже перестало быть нужным и элите, и обывателям.
Его выбор в пользу свободы оказался сильнее, чем он сам. Сильнее, чем выросшая в несвободе страна. Сильнее, чем выстрадавший свободу, но не осознавший всех её вызовов народ.
Он выбрал стране и миру «свою нелепую разноцветную мантию навырост», и многим оказалось в ней очень неуютно, пусто, холодно. Элисон как-то проводил работы со своей памятью и вспомнил свои ощущения, когда только родился. Это было очень похоже.
Альбус Дамблдор — единственный маг, что достоверно применял Тёмную Магию Высокого уровня и обладал невероятной силой, оставаясь при этом Светлым даже при смерти, и при этом единственный за многие века в магическом мире руководитель страны, у которого есть уникальное для обладателей таких способностей и Бузинной Палочки достижение: он и после отставки остался политической и общественной фигурой. Самое главное — он остался (может быть, даже в полной мере стал) свободным человеком.
Века и века до Дамблдора конец власти означал для политика-мага, олицетворяющего собой государство, конец жизни, а у некоторых его предшественников жизнь заканчивалась в мучительных конвульсиях власти. Дамблдор показал, что конец власти — это не смерть, конец власти — это продолжение жизни.
Он не попросил для себя, семьи, друзей при уходе в отставку правовых гарантий неприкосновенности. За всё время обладания абсолютных полномочий в поисках компромата в отношении Дамблдора не появилось ни одного «дела», которое они могли бы выиграть в старом суде, ни по политическим убийствам, ни одного подозрения в финансовой нечистоплотности, ни одного обвинения в корыстной заинтересованности. Ни он сам, ни его друзья не стали учредителями акционерных обществ, обитателями оффшоров и организаторами мафиозных по персональному составу кооперативов. Он допускает, что у Альбуса было бесконечное число денег от Фламеля. Но почему тот
