Полуэльф угрюмо промолчал и, как только побратимы расстались с оружием, шагнул в услужливо распахнувшийся тоннель, долженствующий привести их напрямую к владыкам Золотого леса.
— А вы останьтесь, — велел Шир замявшимся эльфам Эналле. — Насчет вас указаний не было, так что лучше вам пока побыть в гостевой комнате. Риглан, обеспечь.
— Я тебе что, слуга? — пробурчал перворожденный, однако послушно открыл еще один коридор.
Лакр удивленно покрутил головой, но так и не понял, каким образом эльф это сделал. То ли подумал, то ли прошептал чего. Или какой-то своей магией владеет? Да нет вроде, не пахнет от него ничем. Значит, тут какой-то другой секрет кроется, только жаль — никто не расскажет.
Ланниец разочарованно отвернулся и, положив свой меч на специальную подставку, поспешить нагнать вожака, который уже исчезал в глубине подсвеченного магическими огоньками коридора. Боги с ним, с Ригланом. Главное, другое не упустить, а то спросят его потом, что видал у золотых, а он и похвастать толком не сможет.
ГЛАВА 20
Главный зал, к изумлению братьев, оказался не залом в полном смысле этого слова, а широкой поляной посреди роскошного, поистине великолепного сада. Здесь не было деревьев — их заменяли заботливо подстриженные кусты. Понизу стелился густой ковер короткой, но поразительно мягкой и благоухающей травы. Ни дорожек, ни камней, ни песчинки — трава выглядела так, будто только-только выросла и никогда не знала тяжести чужих ног. На некоторых травинках даже роса не просохла, несмотря на сгущающиеся сумерки и то, что в это время ее просто не должно было быть. Льющийся с усыпанного звездами неба свет раскрашивал росу совершенно невообразимыми красками.
Цветов здесь почти не росло — видимо, повелители не жаловали излишеств. Не увидели гости ни певчих птиц, ни игривых бабочек — главный зал, как и полагается резиденции царственных эльфов, был совсем не тем местом, где можно позволить себе отвлекаться на посторонние вещи. Единственным его украшением стал большой, искусно выполненный из белого мрамора фонтан, в центре которого на высоком постаменте неподвижно застыли две удивительно красивые скульптуры.
Стрегон даже вздрогнул от мимолетного ощущения, что огромные хмеры вот-вот пошевелятся. Они выглядели настолько живыми, что ему потребовалось несколько секунд, дабы убедиться в ошибке. Однако странное чувство, что с ними что-то не так, все-таки не ушло, даже тогда, когда он понял, что звери каменные и никому и ничем не угрожают.
Чем больше Стрегон на них смотрел, тем больше поражался искусству неведомого скульптора, сумевшего изваять в камне двух массивных, устрашающе оскалившихся и будто готовящихся к прыжку костяных кошек. Одна выглядела чуть стройнее и изящнее, несмотря на угрожающе поднятый гребень из костяных игл и внушающие уважение клыки. Каждая мышца ее тела была напряжена, лапы чуть согнуты, длинный хвост выразительно приподнят. Острые когти выпущены наружу, а их кончики скульптор специально спрятал в основании постамента, как будто они действительно пронзили его насквозь. Настоящая хищница. Совершенная и смертельно опасная. Ее не портил даже обломленный коготь на правой передней лапе и начисто срезанное, словно острым ножом, ухо.
Рядом с ней неподвижно застыл не менее грозный самец — еще более массивный и свирепый. Левым плечом он частично загораживал ее, нависая сверху горой, а правое, наоборот, воинственно выставил вперед, дабы показать, что будет сражаться с противником до последнего вздоха. Он словно говорил: «Здесь моя территория, остановись!» И, оказавшись напротив такого чудовища, в это очень легко верилось.
Лакр даже споткнулся от неожиданности, когда рассмотрел скульптуры во всем великолепии, и подумал, что виденные им недавно хмеры сильно уступали этой необычной паре в размерах.
Тирриниэль бесстрашно подошел к бортику и с неожиданной грустью взглянул на скульптуры. Кажется, совсем недавно это было. Кажется, только вчера он самолично объяснял сыну все тонкости ритуала передачи. И кажется, только вчера касался костяных боков этих кошек, гадая, сколько времени им придется провести в магическом стазисе.
— Траш… — благоговейно выдохнул Ланниэль, остановившись за спиной у повелителя. — Вот она, значит, какая?
Стрегон удивленно обернулся: кто? Кровная сестра Белки? Он присмотрелся повнимательнее, пройдясь по телу хищницы осторожным взглядом, и вдруг со всей ясностью понял, что за зверь жил внутри маленькой Гончей. Вернее, в ней жили сейчас оба зверя, вот эти, чьи тела навеки в неподвижности, а разумы недовольно ворочались в чужом сознании. Если они когда-нибудь оттуда вырвутся, от Белки останется только оболочка. Она станет ими. Пусть на мгновения, минуты или часы, но за это время хмеры сумеют разрушить ее изнутри.
Кто знает, насколько сохранился их разум за прошедшие годы и не случилось ли с ними нечто похуже, чем просто смерть? Ведь даже долгий сон порой не спасает от безумия, а безумие хмер может стать для Золотого леса пострашнее войны.
Стрегон прикусил губу, наконец-то понимая предусмотрительность Белки. Что ж, это была разумная предосторожность с ее стороны. Похоже, она всегда все делала разумно и готовилась к самым скверным последствиям.
— Жуть какая, — поежился Лакр, вдоволь налюбовавшись на хмер. — Я бы у себя во дворце таких не поставил.
— У тебя нет дворца, — флегматично заметил Торос.
— Может, еще будет?
— Не в этой жизни, рыжий. Не раскатывай губу.
Лакр фыркнул и отошел. А потом подметил какое-то шевеление впереди и, толкнув побратима локтем, выжидательно уставился в ту сторону. Будет им сегодня аудиенция или Шир обманул? Может, сейчас оттуда выскочит офицер дворцовой стражи и сообщит, что аудиенция переносится на завтра, потому что владыки устали и не намерены принимать гостей?
Он заранее состроил скептическую гримасу, однако на поляну шагнули два эльфа, светлый и, разумеется, темный. Неторопливо вошли, остановились на краю поляны и вопросительно посмотрели на чужаков. Словно молча осведомились: зачем потревожили? Да еще довели беднягу Риглана до заикания?
Они оказались просто одеты: темный небрежно набросил на плечи кожаную куртку, под которой виднелась черная шелковая сорочка. На светлом был надет изящный камзол без украшений и дорогой отделки. Ни медальонов, ни каких-либо украшений. Просто родовые перстни на пальцах — крупный изумруд, зажатый в пасти черного дракона, и невероятной чистоты сапфир, мирно покоящийся на изящном золотом ободке. Ну и тонкие обручи, аккуратно перехватывающие высокие лбы. А во всем остальном эльфы мало чем отличались от обычных перворожденных.
Еще Лакр с легкой завистью подметил, что вошедшие обладали привлекательной даже для эльфов внешностью. Светлый вообще будто образец для подражания: статный, с длинными волосами, свободно струящимися по спине; ведущий себя с легкой небрежностью, свойственной всем властным и уверенным в себе личностям. Правда, он выглядел усталым, будто долго работал и не успел отдохнуть, но лицо его было волевым, решительным, открытым. А глаза сияли силой, которая всегда отличала потомственных магов.
