Погруженный в раздумья, Иоганн подбросил в печь еще одно полено. Огонь давно разгорелся, и по комнате разливалось тепло. Элизабет сидела рядом на полу.
Пруссак уложил жену на скамью, опустился на колени и держал ее руки в своих.
Все понимали, но никто не осмеливался высказать это вслух: Йозефа не доживет до утра.
Иоганн молча обнял Элизабет и посмотрел на товарища.
Пруссак то и дело гладил Йозефу по лицу, целовал в лоб и наклонялся к ней, если она пыталась что-то сказать.
Короткий, пронзительный вскрик.
Иоганн вскинул голову. Должно быть, он задремал. Элизабет тоже проснулась.
Пруссак не двинулся с места, но что-то изменилось.
Йозефа перестала дышать.
Лист быстро перекрестился и подошел к скамье. Пруссак мелко трясся, в его заплаканных глазах застыло отчаяние.
– Я ведь так ее любил… – У него дрожали губы; он так крепко сжал руку жены, что побелели костяшки пальцев. – Это не может быть правдой, Иоганн…
Лист опустился на колени рядом с Хайнцем и положил руку ему на плечо.
– Мне жаль, дружище… – Он опустил голову.
Нерешительно подошла Элизабет. По ее лицу катились слезы. Она обняла Иоганна и Пруссака, и так они просидели следующие несколько часов.
LXXX
С самого утра дождь непрерывно барабанил по крышам домов, и солдаты перед домом на углу Блутгассе вымокли до нитки.
Полдюжины стражников вынесли из дома три тяжелых гроба и с трудом погрузили их на черную повозку. Когда все было готово, повозка тронулась, сначала медленно, потом набрала ход и вскоре исчезла за стеной дождя.
* * *
Бургомистр Тепсер стоял у окна ратуши и с тревогой смотрел на противоположные дома, заколоченные окна и двери.
Граница с карантинным кварталом.
Позади него стояли отец Виргилий, генерал фон Пранк, лейтенант городской гвардии Шикард и несколько сановников. Все они были явно встревожены. В салоне царило молчание.
– Отец Бернард хотел без лишнего внимания решить проблему, и вот его разорвали на куски. – Бургомистр стал сердито расхаживать из стороны в сторону. – И, конечно же, теперь мне во всем этом разбираться. Как всегда. – Он взглянул на сановников. – А всё вы и ваша одержимость дьяволом… Нет в этом ни черта! Люди больны, и мы должны что-то придумать, чтобы вся Вена не превратилась в карантинную зону!
– Мы по-прежнему не знаем, с чем имеем дело, – заметил отец Виргилий. – Если мы…
– Мы, отец Виргилий, делать ничего не станем, – резко оборвал его Тепсер. – Я следовал вашим советам, и к чему это привело? Полдюжины человек убиты, преступники на свободе, и слухи о произошедшем с большой вероятностью расползутся, как лесной пожар, – сначала по кварталу, а потом и по всему городу! Слухи о неспособности властей взять проблемы в узду… Нет, отец Виргилий, мы делать ничего не станем. Я предложу совету решение, которое положит конец всему этому.
Бургомистр сел и глотнул разведенного вина.
– С одобрения совета я доверяю генералу фон Пранку исполнение предложенной им процедуры. И ожидаю содействия и слаженных действий от городской гвардии, – он сурово взглянул на лейтенанта Шикарда.
– Так точно, господин бургомистр, – отчеканил лейтенант и слегка склонил голову.
– И что это за процедура, позвольте спросить? – Отец Виргилий понимал, что ступает по тонкому льду, но он должен был знать, к чему им готовиться.
Тепсер кивнул фон Пранку, который ощупывал повязку на лбу.
– Поскольку болезнь эта неисцелима, я не вижу иного выхода, кроме как избавиться от больных.
– Вы хотите казнить их всех? – Отец Виргилий не поверил своим ушам.
– Не хотим, святой отец, а должны. Если в вашем стойле заболевает животное, вы не станете рисковать целым стадом, верно? – ответил тот с елейным выражением.
– Мы могли бы устроить лазарет за городскими стенами и там содержать больных, как делали это во время чумы.
– Вы забыли чуму тысяча шестьсот семьдесят девятого года? И десятки тысяч мертвых? Сестры заносили болезнь обратно в город, как и дворяне, которые просто откупались и их выпускали. Пара сотен или целый город, святой отец, вот в чем вопрос!
– Если хоть один из моих собратьев…
Тепсер вскочил.
– Довольно дискуссий, господа! Время действовать. Благодарю всех.
Бургомистр снова сел и наблюдал, как гости покидают салон.
Он гордился тем, что нашел столь подходящие слова.
В комнате остался только фон Пранк. Отец Виргилий остановился в дверях и взглянул на бургомистра, готового лопнуть от переполняющей его гордости и самолюбия.
