Она чуть шевельнулась, желая вытереть слезы, пока граф не заметил их.
Граф внезапно встал. Джейн услышала, как он пересек комнату и захлопнул дверь. А Джейн и не замечала до сих пор, что та раскрыта. Джейн отвернулась; по ее щекам медленно сползали слезы. Она чувствовала, что Ник смотрит на нее.
– Боже… – испуганно прошептал он. – Джейн… я что, сделал тебе больно?
Джейн боялась раскрыть рот; она лишь отрицательно покачала головой. И она боялась смотреть на него мокрыми глазами.
– Прости, – хрипло пробормотал он.
В его голосе прозвучала такая боль, что Джейн тут же приподнялась на локте и взглянула на Ника. Его лицо было напряженным и измученным. Он потирал грудь ладонью, словно у него болело сердце.
– Прости, – повторил он, и Джейн поняла, что он казнит себя за случившееся.
Она хотела возразить; ей невыносимо было видеть его таким. Он посмотрел на нее, и его глаза расширились.
– Почему ты плачешь? Ч-черт!
И тут же он отвернулся, и Джейн увидела, как ссутулились его плечи.
– Я задал идиотский вопрос! – Он не хотел поворачиваться к ней лицом. – Прости. Это не повторится… я обещаю.
– Ты не виноват, – сказала Джейн вставая. Она колебалась; ей хотелось утешить его. – Мы оба взрослые люди. Я ведь не пыталась остановить тебя.
Он не шевельнулся. Джейн услышала, как он выругался под нос. Джейн смотрела на густые пряди волос, спадающие ему на шею. Она неуверенно подошла к графу и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул как от удара.
– Не трогай меня! Джейн отшатнулась.
– Я обещаю тебе, – хрипло повторил граф поворачиваясь. Его глаза потемнели от боли, от глубокого внутреннего страдания. – Я пришлю к тебе Молли.
И он ушел.
Больше в тот день Джейн его не видела. Казалось, он ее избегает. А она, успокоившись после происшедшего, смогла наконец связно подумать обо всем. Без сомнения, граф первым нарушил их договоренность, хотя она и сама была отнюдь не сопротивляющейся стороной с того самого момента, как он поцеловал ее. И Джейн совсем не могла сердиться на Ника. Она могла лишь вспомнить тот восторг, который охватил ее от прикосновения его рук, и его отчаяние… ей было не до гнева.
И еще Джейн очень тревожилась о Нике. Что за темные силы терзали его? Что за темный огонь горел в его мрачной душе? И почему, почему ей так страстно хотелось утешить его, заставить улыбаться, смеяться?
Даже корда Джейн уже приехала в театр «Критерион» и стала готовиться к вечернему спектаклю, она не могла выбросить Ника из головы. Роберт сообщил ей, что зал снова полон. Это отвлекло Джейн.
Она знала, что играет не слишком хорошо, и знала, что это из-за Ника. Как она ни старалась, она не могла полностью сосредоточиться на роли. В глубине ее памяти то и дело всплывали картины, которые она не могла прогнать. А потом, потом, после вежливых прохладных аплодисментов, на нее снова набросились репортеры. – Это ваш ребенок?
Почему вы держали это в тайне?
Он возил малышку в Регент-парк и признал, что это его дочь. Ваши комментарии?
Правда ли, что вы были подопечной графа Драгморского летом семьдесят четвертого года?
А не значит ли это, что вы и теперь его подопечная?
Он злоупотребил своим положением? Это действительно его и ваш ребенок?
Так в то лето вам было семнадцать?
А почему он не женился на вас сразу?
Джейн прорвалась в гримерную, и Гордон захлопнул за ней дверь.
Джейн, ошеломленная и похолодевшая, не могла опомниться, не могла перевести дыхание.
– Боже праведный! – воскликнул Гордон. – Боже! Ну и наглость! Джейн, ты в порядке?
Она прижала руку к груди. Ее расширенные глаза смотрели прямо перед собой. Она не могла двинуться с места. Ее лицо залила смертельная бледность.
– Боже, а что будет дальше?
От бренди графу ничуть не стало легче.
– Милый, да что с тобой сегодня?
Он не слышал слов Амелии. Она раздраженно и разочарованно фыркнула. Они находились в ее гостиной; Амелия одевалась для выхода. Граф был в бриджах, ботинках и полурасстегнутой рубашке, помятой и выбившейся из-под ремня. Лицо графа было мрачным, но еще мрачнее были его глаза. Граф уже выпил полбутылки, но ничуть не опьянел. Напротив, он становился все трезвее и угрюмее.
– Дерьмо, – яростно рыкнул он и швырнул бутылку на пол, на турецкий ковер.
– Ник! – вскрикнула обозленная Амелия. И наклонилась, чтобы поднять бутылку.
– Не трогай! – заорал он.
Она выпрямилась и уперлась руками в пухлые бедра.
– Ты сегодня ведешь себя как ублюдок! Мы идем на прием к Синклерам или нет?
Он впервые за весь вечер посмотрел на нее. oн презирал Амелию, он всегда ее презирал. И все же он был здесь – потому что ему нужно было держаться подальше от своей жены.
Любой ценой.
– Ты – пойдешь, – процедил он сквозь зубы.
– И какого черта я с тобой связалась! – взорвалась Амелия. Ник так стиснул подлокотник кресла, что дерево треснуло.
Он сегодня в гневе и ярости овладел Джейн. Он изнасиловал ее.
Как Чейвз.
Он был таким же, как Чейвз.
Сердце Ника болезненно колотилось. Но куда болезненнее были воспоминания о ее тонком, нежном лице, пылающем от его поцелуев, и о слезах, стекающих по ее щекам.
Как он мог это сделать? Как?!
И как теперь исправить случившееся?
Он должен держаться подальше от нее. Может быть, ему даже следует уехать из Лондона, в Драгмор. Но неужели ему суждено вечно прятаться от своих жен?
И от самого себя?
– Джейн, прости меня! – простонал он – Я не хотел, не хотел причинять тебе боль!
Уже близилась полночь. Граф слышал, как Амелия отдает перед уходом какие-то распоряжения горничной. Ему стало легче от того, что она уходила. Уже двенадцать; спектакль у Джейн только что закончился. Поедет ли она прямо домой? Или отправится куда-нибудь с Гордоном? А то и с Линдлеем?
Сегодня граф не испытывал ревности, ему было лишь очень больно.
К тому же все это было неважно. Поедет она домой или нет, ему не следует к ней приближаться. Граф встал с кресла и растянулся на диване; прижав ладонь ко лбу, он уставился в расписной потолок. Он мог думать только о Джейн, Джейн, Джейн… Джейн на сцене – динамичная, прекрасная, как ангел. Джейн, приехавшая в Драгмор, – застенчивая и трепещущая при их первой встрече. Джейн в его объятиях – горячая, страстная, выкрикивающая его имя.
