Отвлечься получилось только тогда, когда рядом раздался хруст тостов. Я завернул голову и увидел Тень, что в полупрозрачной белоснежной тунике оказалась справа от меня и с завидной энергией уничтожала содержимое подноса. Глаза ее еще светились дремой, но чем меньше пищи оставалось на подносе, тем больше разума грезилось в ее взгляде.
«…Акси…»
— Я скучал, — заявил я.
Тело вдруг поросло белым шелковым халатом, между пальцев прорезалась сигара с тлеющим концом, в руке опять нашелся гигантский бокал с вином, который я минуту назад вернул на поднос.
Мне стало удивительно хорошо, при этом не прекращали дрожать руки от неосознанной истомы раздражения.
Тень промолчала, но поблагодарила взглядом. Мне показалось, что ей это было важно и нужно. К этому существу я испытывал сейчас больше тепла, чем когда сбежал вместе с ним, определив, кто есть кто. В ее взгляде и улыбке, что вдруг залила умильное поле ее лица, я читал тождественное, поэтому больно улыбался сам, видя в ней старого сообщника и близкого друга.
Неожиданно мы поцеловались. Это произошло молниеносно в плане начала и затянуто в смысле динамики, остро и вкусно, когда мы едва не пили губы друг друга, чувствуя звенящую мелодию поцелуя. Руки сплелись пальцами в одно целое, головы слились в восьмерку.
«…Алекса…»
Еще мгновение, и мы вновь зарылись в простыни. Прочие ткани покинули тело, а разум мой мог только рычать и отстреливаться горячими и скоростными составами, груженными удовольствием. В этом диалоге Тень точно обрела голос, он проявился в рычащей констатации принятия правил игры, затем подрос до карамельного скуления, что сменилось тяжеловесным стоном, который казался песней для моих ушей. Стон разросся, точно дирижабль, он инкрустировал в себя все происходящее, захватил мой разум, окунул в себя все мои мысли, вытеснил все и вжал это в стены, после чего на секунду замер и ухнул вниз, вместе с ней, вместе со мной. Резко, будто оборвался грузовой лифт и с двумя телами и кроватью в режиме свободного падения устремился куда-то со свистом, с диковатой легкостью летящих в нем предметов.
Дыхание наше стало и легким, и тяжелым, сплетя пальцы, мы лежали не шевелясь, слушая агрессивное бурление неги внутри наших онемевших конечностей.
Так прошло еще какое-то время, оценить расстояние которого нам не было дано.
Силы начали возвращаться в наши тела, мы отменно выспались, поели и расстались с дурной энергией.
Ее пальцы все сильнее сжимали мои, мы опять скрестили взгляды, и вызов прочел я между ее бровей.
«…уйдем…»
Это прозвучало почти шепотом, и я не сразу уверился, что мне не показалось.
«...куда?..»
Я спросил на всякий случай, и даже не то чтобы спросил.
«...в окно...»
Я зашевелился:
«...ты знаешь, где оно?..»
В руках Тени отыскались очки, она аккуратно зафиксировала их на кончике носа и приподняла одеяло. Странная темь плескалась под ним, там, где начинались самые интересные части наших тел, словно туда пролили чернил.».там.»
Я увидел в глазах ее пламя, что выглядело странным для всегда уравновешенной Тени.
Она обжигающе улыбнулась, вперилась в темноту и в момент погрузилась туда. Я попытался ухватить ее, резко зашарив под одеялом, но пальцы мои не нащупали ничего, а через мгновение исчезла выпуклость на кровати, и я остался один.
В постели со мной больше никого не было, зато откуда-то со стороны понеслись острые звуки каблуков Боли.
«...мальчик мой...» — услышал я в собственной голове, но это не походило на голос моей тюремщицы. Он подстегнул меня, и я молниеносно накрылся одеялом с головой. Темнота засосала тело, точно трясина, казалось, оно плавно утонуло в ее чарующей ласке. Я старательно заработал коленями, уползая в неведомое темно. Где-то там я слышал прерывистое дыхание Тени, на которое чутко реагировал движением конечностей. Пальцы мои щупали ткань и уверенно сигнализировали о том, что странный выход спрятан где-то в одеяле, я не верил и полз, убежденный, что сейчас выпаду с обратной стороны Боли под ноги.
Но мрак не кончался, он вдруг превратился в бесконечность, по которой я старательно выбирался, удивляясь, когда она проваливалась резко вниз или заставляла карабкаться вверх. Хищный осколок тоски появился в сердце спустя некоторое время моего передвижения, в ранящих гранях мрака прослеживались безупречные черты Боли.
«…с таких пор и начинают нравиться окна…»
Чернь манит, словно человеческим голосом. Я не думаю долго, в конце концов падения и полеты — это в какой-то степени моя стихия, пальцы в какой-то момент теряют плоскость и хватают воздух. А сердце подлетает к горлу, после чего некоторое время все происходит одинаковым образом, так что я перестаю даже понимать — лечу я или нет. Становится ощутимо холоднее.
Потом мрак начинает разжижаться на глазах, что вновь обретают свою функцию. Я убеждаюсь, что лечу камнем вниз. Руки мои истерично цепляются за воздух, паника взрыхляет без того нервное мясо моего мозга.
«...не цепляйся…» — подсказывает кто-то.
На секунду я замираю, так как голос знаком. Но я слишком напуган, чтобы распознать владельца голоса.
«...просто лети...» — подсказывает он.
Самоубийца взмахивает руками так, как если бы имел крылья, взмахивает уверенно и широко, раз за разом усиливая силу взмаха. Падение резко замедляется, становится возможным оглядеться, и оказывается, что тело нашего героя мелко дрожит в словно нарисованном небе.
Внизу темнеют крыши домов, это высотные дома, но наш герой машет руками гораздо выше их.
«...не маши...» — хохочет кто-то невидимый рядом.
Самоубийца уже знает, кто это.
Он перестает дергать руками, которые отчетливо занемели, но падения не происходит, лишь ветер шелестит одеждой, и странное тонкое предчувствие, как игла, пронизывает тело. Под ногами нет ничего, от этого внутренности пробирает дрожь, руки безумно щупают воздух, тщась найти в нем твердые частицы. При всем этом чувствительно холодно, и ледяные потоки накатывают, точно волны, — следующий холоднее предыдущего.
«...как тебе крылышки?..» — рисуется из небесной сини Тень.
Она нага, смертельно хороша, а тонкий рот ее несет на себе кровавый цвет помады. За ее спиной горят переливчатой прозрачностью большие стрекозиные крылья, они мелко дрожат, благодаря чему бестия не только не падает, но чертит между облаками сложные фигуры.
«...идут тебе…» — не раскрывая рта, отвечаю я. За своей спиной я замечаю такие же, почти неразличимые, но солнечно-ослепительные, словно собранные из чистейшей мозаики цвета слезы, дрожащие в синхронной истоме, благодаря которой я вдруг понимаю, что могу летать.
«…ты же не говорила?..» — шепчу я, констатируя, что она все еще в очках и они ей выразительно к лицу.
