Все еще не в состоянии думать, я вдруг почувствовала усталость и перестала торопиться. Затолкав бриллианты обратно в коробочку, я заглянула в мешок, взяла в руку фонарик, который до сих пор находился между подбородком и плечом, подбородок у меня уже онемел, а плечо навеки заклинило. Я посветила, из мешка вырвался блеск не уступающий бриллиантам, я некоторое время рассматривала это богатство, брошенное туда с варварским пренебрежением, вставила коробочку на прежнее место, затянула ремешок на мешке и оглянулась на Марека. Он как раз поднялся, оставив бывшего утопленника опертым на нос лодки.
– Нашла что-нибудь? – поинтересовался он.
– Разные вещи и драгоценности, – устало ответила я, усаживаясь на мокрый песок, после воды, смолы и рыбьих внутренностей мне уже было безразлично, а ноги онемели. – Я и сама бы с этим сбежала. И еще бриллианты Басеньки Мачеяк, которые я украла. Люди идут, сейчас что-то будет.
– Ничего не будет, – беззаботно и довольно ответил он. – Упакуй все обратно, как было. Я уже все узнал, теперь они могут все забрать…
Бегущие люди и моторки добрались до нас одновременно и на спокойном до сих пор пляже воцарились Содом и Гоморра. Сразу за моторкой приплыли два катера. Рыбаки, милиция и пограничники создали то, что показалось нам отражением дантовского ада. Мне показалось, что каждый преследует собственные интересы, всем необходимо что-то свое, все требуют друг у друга информации и объяснений, причем все, по недоразумению, требуют их одновременно. Я ждала момента, когда меня закуют в кандалы, разлучат с Мареком и отволокут в казематы, и надеялась только на то, что это произойдет до того, как разъяренные рыбаки успеют разорвать нас на мелкие кусочки. Слов, которые произносились, никогда ни в каких публикациях не воспроизводят. Некоторое время казалось, что пограничники и милиция никак не достигнут согласия по вопросу выловленного из воды человека, каждая из служб с удивительным упорством доказывала свои права на него. Возникла перспектива разрывания на куски всех всеми, причем, принимая во внимание собак, в данном случае победили бы пограничники.
Общий переполох наконец затих. К моему удивлению между организациями возникло загадочное внезапное взаимопонимание. Пограничники ушли, на поле боя осталась милиция, среди проявлений изысканной вежливости катера столкнули на воду, и вся флотилия направилась к рыбацкой пристани. Там до меня донеслись сакраментальные слова:
Я внезапно очнулась из состояния тупого ошеломления, смиренность как рукой сняло.
– О нет!!! – энергично вскрикнула я. – Ничего подобного! Это вы пройдемте со мной! И будьте добры меня подтолкнуть, судя по тому, что я вижу, мой аккумулятор разрядился до нуля!..
* * *
– Все, с меня хватит! – категорически заявила я через два дня вечером. – Я терпеливо сижу в стороне от всех событий, езжу туда, куда нужно, позволяю кормить себя отходами информации, а время идет. Больше я этого не вынесу! Прими к сведению, что я требую объяснений и, по-моему, сейчас самый подходящий момент.
Мне потребовалось два дня, чтобы избавиться от переживаний, закончившихся вытаскиванием машины задом с дорожных работ. Передо мной опять сидел цвет цивилизации, я не могла поверить, что это тот же человек, который две ночи назад возился с утопленником. Точно так же к нему не подходило проживание в брошенной собачьей будке на пляже… Тем не менее, было и то, и другое, как раз это он и должен был мне объяснить.
– Я думал, ты уже сама догадалась, – ответил он с невинным удивлением. – Ты же все время участвовала в событиях…
Участвовала!.. Если это называется участием… Мое участие в эпилоге действия заключалось в посещении вместе с Мареком различных мест, куда, на первый взгляд, он наносил дружеские визиты лицам в гражданском, общаясь с ними при помощи сокращений, намеков, символов, жестов и взглядов. Для меня единственным результатом было чудесное размножение неразгаданных тайн.
Я присматривалась к нему критически, с нескрываемым недовольством.
– Но сначала, – зловеще сказала я, – ответь мне на один основополагающий вопрос.
– А именно?
– А именно, кто ты, собственно, такой, любовь моя?
Он удивился так, будто я спросила его, зачем он разводит жирафов.
– Я?
– Нет, персидский шах…
– Ничего особенного. Абсолютно обычный человек. В основном – журналист.
Я подумала, что не справлюсь с ним, на него никаких сил не хватает…
– Ну, хорошо, – покорно согласилась я. – Пусть будет так. Но в таком случае, откуда ты знал то, что знал?
– Ничего я не знал. До всего пришлось доходить самому.
– Слушай, если я не сойду с тобой с ума, это будет чудо. Говори со мной как человек, а не как неизвестно что. Что это было, все это, и откуда оно взялось?! Хватит с меня догадок, я хочу наконец узнать!
– Что ты хочешь узнать?
– Все! Я сама не знаю, с чего начать! Что ты, ради бога, вытворял с этой дивой, на кой черт ты позволил за собой ухаживать?! Что означало это идиотское представление?!
Он некоторое время молчал с выражением обеспокоенности.
– Я должен был ее осмотреть, – в конце концов признался он, демонстрируя нечто вроде раскаяния.
– Как это, осмотреть… Настолько подробно?!
– Вот именно… Я подозревал, что она это она, и должен был убедиться. Если это была она, у нее должен был быть очень характерный знак – родинка в форме полумесяца.
Я чуть не задохнулась.
– Можно узнать где? – со зловещей сладостью спросила я.
– Ничего особенного, на бедре. Ну, почти на бедре. Летом, на пляже, не было бы никаких проблем, но я не мог ждать до лета.
Довольно долго я боролась за обретение равновесия.
– А откуда появилась такая надобность? Ты же не осматриваешь всех встречных баб?
– Знаешь что, может начнем сначала? Это долгая история и не совсем обычная. Я интересовался не ей, а ее отцом!..
– Утопленником?..
– Утопленником. Я потерял его двадцать семь лет назад и поклялся его найти. Это мне удалось только теперь…
– Двадцать семь лет назад ты же был мальчишкой!
– Да, и в большей степени, чем ты думаешь. Но я был довольно взрослый мальчишка. В конце сорок шестого года я, вместе с одним товарищем, искал сокровища. В замке. Во время войны в Нижнем Шлонске жил один мужик из старой аристократической семьи, коллекционер произведений искусства, который по всей Европе грабил все, что можно, и свозил к себе…
– Барон фон Жоперштангель, – с облегчением вырвалось у меня, наконец-то у меня возникли какие-то ассоциации.
– Звали его не совсем так, но довольно похоже. Я знал про этого коллекционера, потому что в конце войны разгребал у него навоз. Во время отступления он, естественно, убежал, а всю коллекцию куда-то спрятал. Все указывало на то, что закопал или замуровал их в замке. Мы с приятелем хотели это найти, легально, известив власти, но тихо и осторожно, чтобы не привлекать других искателей сокровищ. Вместе с нами искал и этот мужик, который якобы был хранителем какого-то музея и ездил по стране, разыскивая и оценивая оставшиеся после немцев ценности. Этот мужик показался мне странным, я немного поразнюхал, и удалось узнать, что еще во время войны он крутился возле барона в качестве его уполномоченного, или кого-то такого. Подозрительная личность. Естественно, искал он сам, но в конце концов мы встретились в одном замке. Он там над нами неплохо подшутил.
