Дорогая мамочка!
У меня под кроватью четыре леопарда. Боюсь ставить босые ноги на пол.
Первые недели в Сайгоне принесли неожиданные дивиденды: я могла без запинки провести Йохана по лабиринту улиц и сплетающихся переулков. Нашей первой остановкой было агентство по продлению виз, где мы смиренно попросили о привилегии наслаждаться вьетнамским гостеприимством еще тридцать дней.
– Обед! – рявкнул привратник. – Приходите в два часа.
Послеобеденная сиеста. Милый обычай, согласились мы, свидетельствующий о беззаботности и неподверженности бешеному ритму современного мира, что встречается так редко.
Ровно в два мы вернулись. В три нас неохотно пропустили в здание. В четыре позволили поговорить с местным мальчиком на побегушках, который занимался тем, что прилежно распрямлял металлические скрепки с неизвестной целью.
– Мистера Тыана нет на месте, – сообщил он, не поднимая глаз, – приходите завтра.
Какой занятой человек, заметили мы, без него в офисе наверняка все пойдет кувырком. И на будущее решили, что нужно приходить пораньше.
Наутро мы явились к открытию, надеясь, что все-таки удастся познакомиться с мистером Тыаном, у которого так много дел. Он был не слишком рад нас видеть, но бутылка «Джонни Уокер Блэк Лейбл» – маленький знак признательности за усилия по нашей части, которые он, возможно, проявит, – вызвала некое подобие энтузиазма.
Мистер Тыан провел нас в кабинет и тут же потребовал наши паспорта. Его лицо помрачнело, когда он начал листать мой, полный печатей из провинциальных городов, а также предупреждений и уведомлений, написанных подозрительной полицейской рукой. Я передвинула бутылку виски на более видное место.
Закрыв мой паспорт с громким хлопком, мистер Тыан взглянул на нас с выражением, присущим всем госслужащим в странах третьего мира: полуприкрытые глаза, которые разглядят и пятнышко на левом крыле комнатной мухи, и сжатые губы с опущенными краями.
– Мне нужны копии ваших авиабилетов, – сказал он наконец, – в доказательство того, что через тридцать дней вы намерены вернуться домой.
Разумное требование, ответили мы, вот только Йохан собирается вернуться поездом, а у меня билет с открытой датой.
– А еще, – неумолимо продолжал он, – нужны официальные регистрационные бланки с печатью всех отелей, в которых вы останавливались со дня приезда во Вьетнам, подписанные управляющими и заверенные владельцами.
Заслышав это, я тихонько пискнула, вспомнив все те гаражи и поля сахарного тростника, где побывал мой гамак. Но Йохан с силой наступил мне на ногу.
Мистер Тыан уселся за стол и убрал наши паспорта в ящик – на случай, если мы решим бежать из страны без его разрешения. После чего протянул мне толстенный ворох бумаг.
– Каждый бланк нужно заполнить в трех экземплярах, – отчеканил он. – Печатными буквами.
Я пробежала глазами заголовки. Все бланки были на вьетнамском. Мы смели со стола документы, прежде чем он не изобрел какие-нибудь новые требования, и ушли, пообещав вернуться утром и исполнить все его желания.
С билетами оказалось проще простого. Я карандашиком вписала нужную дату вылета, сделала ксерокопию на еле дышащем довоенном аппарате и отретушировала полученную бумажку, размазав по ней кукурузный крахмал. Потом мы подправили еще кое-что, и Йохан тоже получил билет до Штатов в салон эконом-класса, хотя при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что ему будет тесновато в его кресле, так как сидеть мы там будем вдвоем.
Затем я взялась за бланки и весь день скрипя зубами продиралась сквозь непролазное болото бюрократических штампов. Первый бланк хитро требовал указать номер паспорта в шести разных местах, видимо надеясь подловить меня на наглой подделке. Тут и там попадались ловко сформулированные вопросы, целью которых было заставить меня признаться, что национальностей и дат рождения у меня несколько. Дальше все превращалось в откровенный допрос, поначалу подкупающий обманчивой простотой (имя? дата?), затем окрашенный тоном мягкого сочувствия (родители умерли? когда?), перерастающий в явный абсурд (если родители умерли, укажите адрес проживания) и завершающийся ударом ниже пояса (явная цель визита? скрытая цель?). Видимо, составители рассчитывали на то, что после нескольких часов отсутствия всякой логики анкетируемый утратит бдительность.
Передо мной лежал истинный шедевр запудривания мозгов, и я сделала все возможное, чтобы мои ответы были столь же туманными.
Йохан тем временем взял на себя преодоление последнего препятствия – ему нужно было раздобыть несуществующие отельные бланки. Выход из положения оказался неожиданно простым. Йохан предложил подойти к хозяйке гестхауза, где мы жили, и попросить у нее бланк с печатью и подписью, после чего изменить даты, как будто мы прожили там со дня приезда во Вьетнам. И проблема решена.
Хозяйка нас не обрадовала.
– Конечно, есть такие печати, – сказала она, – но у меня их нет.
Подобные излишества можно было найти только в официальных гостиницах для иностранцев, тех, что готовы были отваливать больше половины дохода правительству. Она же держала простенький, официально не зарегистрированный пансион, имела договоренность с местным полицейским участком и никогда не давала рекламу. Именно поэтому она пускает таких постояльцев, как мы, фыркнула она, голодранцев без гроша в кармане, которые стирают вещи в раковине и ищут жилье по совету других. Она подозрительно оглядела нас. Если у нас проблемы с документами, она была бы очень признательна, если бы мы собрали вещички и убрались из ее гостиницы, пока все не уладится.
Еле уговорив ее оставить за нами комнаты, мы расположились в соседней забегаловке, чтобы обсудить варианты. Йохан уже засомневался в своем намерении отправиться в дельту Меконга и начал склоняться в сторону более дружелюбной Малайзии. Но разделенное горе – полгоря, и я попросила его отложить принятие решения, на случай если удастся уговорить управляющего одного из шикарных отелей поделиться со мной чернильным росчерком и печатью всего на секунду, пока эта печать не занята штампованием настоящих бланков.
Мой выбор пал на отель «Нью Уорлд», роскошное заведение с шеренгой привратников у дверей, где за ночь брали двести долларов. Служащие никогда в жизни не видели белого человека, говорящего по-вьетнамски, и окружили меня толпой. Я решила рассказать все как есть и отдаться им на милость. Я верила в то, что ни один вьетнамец не упустит новую возможность заработка, появившуюся благодаря очередной причуде бюрократов. Сотрудники вместе со мной посокрушались над моей проблемой, удивились, что такое ловкое решение могло быть придумано иностранцем – ведь иностранцы, как известно, глупы как пробки, – и с радостью отдали мне печать в обмен на пятидолларовую купюру. Они были довольны. Я тоже. Чиновники получат требуемые документы. Проблема решена.
