— Ты жалкий трус и подлец, и всегда был таким.
— Итак, ты решительно настроен не подписывать, — Жиль побарабанил пальцами по бумаге, лежавшей перед ним на столе. — Гм, на документе, конечно, нет числа, признаю. Но когда ты вступишь во владение имуществом моего отца, мы сможем проставить дату. Нотариус заверит это, и все необходимые формальности будут соблюдены, — Жиль убрал платок от лица Жюльена.
У того кровь продолжала ручьем литься из носа. Несколько крупных капель упали на серебряный медальон, который привлек к себе внимание Жиля. Он резким движением сорвал цепочку и продолжил:
— В конце концов, ты сам видишь: я провел фундаментальное исследование. Здесь приведен подробный перечень того, что отписывает в мою пользу даритель, то есть Жюльен Ласалль, являющийся, как нам известно, презренным наемным убийцей. В список включена, разумеется, и весьма доходная сахарная плантация близ Нового Орлеана. Ты уступаешь ее мне, равно как и все прочее, в качестве дара, — Жиль сосредоточенно рассматривал медальон. — Это будет справедливо, ты не находишь? Сначала ты все отнял у меня, а теперь мы меняемся ролями. Что ж ты не хорохоришься? — Жиль, словно оценивая, подкинул на ладони медальон. — А ведь это еще далеко не самое страшное, что с тобой произойдет, если ты не подпишешь бумаги.
И пока один из его приспешников снимал с себя и аккуратно развешивал жакет, другой уже принялся за дело. За ударом в солнечное сплетение последовали два не менее мощных удара в лицо. Жюльен, ловя воздух широко раскрытым ртом, не сложился пополам и не упал на землю лишь потому, что был накрепко прикручен веревками к стулу.
— Ах, какой же он славный!.. — в который раз отметила Мими, со вздохом примеряя третье платье. — Этот юноша достоин всего самого лучшего на свете, мадам. То, что помнят о никому не нужной старухе, такой, как я, — любуясь в зеркале платьем из крепа, она обеими руками схватилась за голову, — уже одно это, мадам, наполняет радостью мою горькую жизнь.
— Мими! — воскликнула вдруг мгновенно побледневшая Сара, не отводя взгляда от окна. — Случилось что-то ужасное!..
Внизу, из остановившейся напротив полицейской кареты высыпала группа вооруженных людей и оцепила входную дверь.
Между тем Огюст продолжал караулить у особняка де Меневаля. Сколько длилось его дежурство? — он не смог бы ответить и сам. Может, два часа, а может — три… Пушки давно отгрохотали, тем не менее никакой ясности, в том числе и относительно дальнейших действий, так и не наступило. Кто же знал, что времени у него будет достаточно, чтобы собрать здесь хоть целую армию? Но теперь оставить пост даже ненадолго он не мог. Проверив, что пистолет на месте, — за поясом на спине, Огюст собирался уже было идти к входной двери и в случае необходимости силой прорываться внутрь, когда вдруг увидел полицейских, окруживших особняк…
— Ты ничего… не добьешься… от меня, — бормотал Жюльен, с трудом произнося слова, ибо говорить для него стало сущей пыткой. — Верни медальон…
Он был весь залит кровью, лицо разбито, глаза едва открывались.
— Ну зачем тебе какая-то ничем не примечательная серебряная вещица, когда ты близок к тому, чтобы потерять абсолютно все? — небрежно поигрывал медальоном Жиль. — Послушай меня. У тебя лишь два варианта. Если подписываешь — лишаешься только имущественных благ. А если отказываешься подписать, я забираю у тебя все. Ты понимаешь, о чем я?
Голова Жюльена упала на грудь. Если бы не еле заметное подергивание рук, можно было подумать, что сознание покинуло его, в то время как он пытался незаметно избавиться от пут или найти такое положение рук, в котором веревки причиняли бы меньше страданий.
Жиль отступил в сторону и взглядом приказал занять свое место одному из подручных, бретонцу со свирепой физиономией и внешностью профессионального убийцы, которого изгнали из полиции за применение недозволенных методов дознания. Жюльен, интуитивно ощутив приближение палача, приподнял голову и, насколько мог, открыл глаза. В тот миг, когда он пытался сфокусировать взгляд на убийце, его потряс сокрушительный удар в лоб, после которого он отключился.
— Отвяжите и убедитесь, что он готов, — распорядился Жиль.
Удар оказался столь сильным, что стул с привязанной к нему жертвой опрокинулся и его пришлось поднимать. Когда распутали узлы и сняли веревки, безжизненное тело сползло на пол, а из проломленной головы натекла лужа крови.
В ту же минуту послышался осторожный стук в дверь.
— В чем дело? — спросил Жиль, не открывая.
— Там двое полицейских, мсье, желают вас видеть, — ответил из-за двери нерешительный голос.
— Скажи им, я сейчас, — Жиль, подбросив медальон, не стал его ловить, а потом, повернувшись к подручным, поторопил: — Ну, быстрее, что с ним?
— Мертвее не бывает, мсье, — похвастал бретонец.
— Если через полчаса я не вернусь, вы и без меня знаете, что делать.
Уходя, Жиль зацепился взглядом за медальон, который при ударе об пол раскрылся. Секунду подумав, он поднял украшение и положив в карман.
Поднимаясь наверх, Жиль за пару секунд прокрутил в голове возможные причины появления полиции. Наиболее вероятным представлялось, что покушение прошло успешно (убеждая в этом Жюльена, сам он фактических подтверждений не имел), и логично было предположить, что его вызывает Фуше, а полицейские присланы для сопровождения и охраны. Нервы у Жиля были столь взвинчены, что, приняв данную версию за основную, он все же подумал, не лучше ли ему скрыться. Но все же прогнал дурные мысли, — бегство скомпрометировало бы беглеца, косвенно свидетельствуя о причастности к чему-то предосудительному, и в худшем случае могло означать добровольный отказ от всех личных планов. Да и чего ему бояться? Позиции его надежны, будущее — безоблачно, ну а личное состояние, даже если не удастся заполучить отцовское наследство, все равно будет расти. Уж об этом-то он сумеет позаботиться.
К тому же виконт де Меневаль пользовался покровительством самого могущественного, после Наполеона, человека Франции. А что касается похищения письма или определенных результатов профессиональной деятельности, которые он в личных интересах иногда утаивал от шефа, за это опасаться не стоило. Да, действительно, выяснив во всех деталях план покушения на Наполеона, он практически способствовал его совершению. Вплоть до вчерашнего дня, когда посылку с бритвами передали в руки камердинеру императора, он шел по правильному следу. Однако жажда мщения пересилила в нем лояльность Жозефу Фуше, ибо месть Жиль рассматривал как акт правосудия и восстановления справедливости собственными руками. Фуше, скорее всего, располагал лишь теми сведениями, что ему сообщил он, его лучший секретный сотрудник. Но даже если министр и получил дополнительную информацию из других источников, у него, в сложившейся ситуации, было более, чем у кого бы то ни было, оснований молчать.
Обдумав все это, Жиль спокойно вышел в гостиную. Но когда ему предъявили ордер на арест, подписанный самим министром полиции, он изменился в лице.
