Раньше Тесс считала, что знает все о возможных искажениях фактов в газетах.
– В «Игл» написали, что двухлетний ребенок подозревается в убийстве?
– Ну, она находилась там и была вся в крови, – Эй-Джей как будто оправдывался. – Пока действующий из лучших побуждений социальный работник не отмыл ее в участке. Adios, el evidencio![175] То есть они предположили, что это была кровь жертв, но убийца мог и сам пораниться, и его кровь тоже могла испачкать ребенка. На ее сорочке оставались и кровавые отпечатки – но социальный работник бросил ее в стиральную машинку. Стыд-позор. Двадцать один год назад с этим фиг что можно было сделать, но если бы они сохранили отпечаток, сейчас можно было бы сопоставить со всеми отпечатками в базе страны. Да, место совершения убийства в «Эспехо Верде» для следствия сохранили в самом худшем виде.
– А оно еще осталось?
– Что?
– «Эспехо Верде».
– Само здание осталось. «Штерн Фудз» закрыла его и окружила сетчатым ограждением, но оно так и стоит у реки в Баха-Кинг-Уильям. Сейчас это востребованный райончик, и, уверен, многие с удовольствием открыли бы там ресторан. Но Штерны его ни за что не продадут.
– Можешь рассказать, где это? – спросила Тесс. – Я бы хотела посмотреть.
– А смысл?
– Не знаю. Просто нездоровое любопытство, наверное.
А еще подозрение, что там может оказаться Эмми Штерн. Должна же она где-то скрываться.
– Да брось, не трать на это время. Закажи еще выпивки и заодно закуску.
– Я не голодна.
– Тогда давай я возьму еще бокальчик и чалупу[176], и мы пойдем.
– Мы?
Эй-Джей наклонился над столом и сощурил глаза.
– Слушай, хорош со мной играть. По городу ходит слушок, что Эмми Штерн сейчас стала большой девочкой в большой беде. Копы, к сожалению, ничего не говорят. От окружного прокурора тоже информации не добьешься. Но в эти выходные что-то произошло. Я об этом знаю потому, что одного копа наказали за какой-то проступок, и в профсоюзе этому так возмутились, что даже поделились со мной – мол, как это несправедливо, мол, этот говнюк Эл Гусман подставил того парня, чтобы прикрыть собственную задницу. Но сам он заявляет, что не может ничего говорить, по крайней мере до следующей недели.
Ну вот, опять неделя.
– Я же тебе сказала – дело несерьезное, просто невозвращенный долг и ничего больше. Но после всего, что я услышала, я, скорее всего, скажу клиенту, чтобы забыл о нем.
– Ничего плохого нет в том, что я хочу сопровождать тебя в твоей небольшой поездке по осмотру местных достопримечательностей.
Тесс спасла от ответа вдруг возникшая суматоха на одном из мостов, соединяющих берега узкой речки. Мужчина и женщина – даже ей, неопытному в этом смысле наблюдателю, было понятно, что это – пара туристов. Они о чем-то горячо спорили и, судя по всему, были пьяны. На таком расстоянии расслышать, что они говорили, было невозможно, но язык их тел говорил красноречивее любых слов. Руки мелькали, как крылья мельницы, и они салютовали друг другу выставленным средним пальцем. Тесс напряглась, приготовившись к активным действиям, если вдруг мужчина решит толкнуть или ударить женщину. Ее своеобразное сексистское чувство не позволяло ей сидеть сложа руки в подобных случаях.
Женщина схватила мужчину за волосы. Он отстранился от нее и вскарабкался на перила.
– Я бы погиб ради тебя – вот как сильно я тебя люблю, – закричал он на нее. – Я бы, черт возьми, погиб ради тебя.
И с этими словами он спрыгнул. Женщина закричала, в то время как остальные отреагировали на удивление спокойно. Оказалось, уровень воды в том месте не доходил и до груди, и мужчина тут же вынырнул на поверхность и с потрясенным видом стал отплевываться.
– Ниииииииииил! – завопила женщина и прыгнула за ним. Затем они просто обнимались в воде, до тех пор пока проходящее мимо туристическое судно не подобрало их. Просто очередная красивая история о любви.
– Ему повезло, что у нас выдалась дождливая осень, – заметил Эй-Джей, снова дважды макая чипс в соус. – Иначе воды там было бы меньше, и они переломали бы себе ноги. Еще бокальчик?
– Ты уже спрашивал.
– Мало ли.
* * *
«Эспехо Верде». «Зеленое зеркало». Тесс ожидала увидеть нечто более симпатичное, чем заурядное и тусклое бетонное здание с зеленым фасадом на берегу грязно-коричневой реки. Особенно на фоне остальной части Кинг-Уильяма, состоящей из отреставрированных викторианских особняков, достойных восторженных описаний Эй-Джея. В этом районе ниже Аламо-стрит – Эй-Джей называл его Баха-Кинг-Уильям – тоже были красивые дома. Например, Тесс приглянулся сиреневый дом с розовым крыльцом, который, по словам Эй-Джея, находился во владении исторического общества. Но «Эспехо Верде» даже в свои славные деньки в лучшем случае выглядел непримечательно.
– Чем он так привлекал людей? – спросила Тесс.
– Я всегда слышал, что своей кухней. Настоящими мексиканскими и майянскими блюдами вроде «кочиниты пибиль»[177]. И Лолли Штерн. Это была такая женщина, которая, где бы ни появилась, всегда приносила праздник. Людям нравилось просто находиться с ней рядом.
Тесс вылезла из автомобиля Эй-Джея – это был старый «Датсун», который по устоявшейся репортерской традиции являл собой мусорный бак на колесах. Окна ресторана наглухо закрывали ставни, а обшивку во дворике сорвали сборщики мусора, оставив после себя лишь оборванные провода, которые змейками свисали отовсюду. Но никто не посмел оставить здесь ни граффити, ни каких-либо других знаков. Это было место, куда нельзя было зайти просто так. Она представила себе, как дети, живущие в ближайших кварталах, рассказывают друг другу истории о привидениях, которые блуждают в «Эспехо Верде». Задерживают ли они дыхание, когда пробегают мимо, или у них есть еще какие-нибудь трепетные ритуалы, сдерживающие злых духов?
На заборе висел замок, но он открылся, едва Тесс попробовала открыть его руками. Кто-то побывал здесь и повесил замок, не защелкнув его, чтобы он просто создавал вид, будто ворота заперты.
– Это незаконное проникновение, – тревожно проговорил Эй-Джей, когда она открыла ворота, скрипнувшие, как в фильмах ужасов. Но светило солнце, а на улице было людно. Что может им здесь угрожать?
– Я не репортер, и я не должна придерживаться каких-то правил. Видишь, замок на двери совсем проржавел.
После недолгого колебания Эй-Джей вошел в старый ресторан впереди Тесс. Первое, что они увидели, – свое собственное волнистое отражение в огромном искажающем зеркале с трещинами и пятнами в покрытой патиной пыльной раме. «Зеленое зеркало» – вот откуда взялось название ресторана. В комнате было темно и затхло. Здесь чувствовался сильный запах разложения, но это уже, по-видимому, было продуктом ее гиперактивного воображения. Тесс осматривала пустое пространство, пытаясь представить двухлетнюю девочку, играющую среди трех трупов и всю вымазанную в их крови. Она увидела Гусмана, молодого патрульного, оказавшегося здесь двадцать один год назад, и почувствовала себя на его месте. Тогда он, наверное, был гладко выбрит, и без этого большого живота, и взгляд, наверное, не такой печальный. Ни у кого никогда не хватало стойкости, чтобы выдерживать подобные вещи.
