Но ночью, когда я остался один, меня посетило зловещее видение — один из тех призраков, которые хлопают своими крыльями летучих мышей у изголовья больных или садятся на трепещущие груди преступников.
NATUAEA
(смутное ночное видение)
Там, далеко от Европы, под серым пасмурным небом мрачно возвышалась гора Бора-Бора…
…Я плыл на черном корабле, скользившем по неподвижному морю без помощи ветра… Близко, очень близко от земли корабль налетел на коралловый риф и остановился. Стояла ночь, и я ждал наступления дня, устремив глаза на землю, охваченный невыразимым ужасом…
…Наконец взошло солнце, такое бледное, похожее на знамение, предвещающее конец света, — громадное, мертвое солнце. Бора-Бора осветилась бледными лучами. Я заметил людей, сидевших и, как будто, поджидавших меня, и сошел на берег…
Между стволами кокосовых деревьев, под их высокой, печальной, серой колоннадой, сидели женщины, опустив головы на руки, как во время погребального бдения; казалось, они сидели тут с незапамятных времен. Длинные волосы покрывали их почти целиком; они сидели неподвижно, с закрытыми глазами, но их глаза смотрели на меня сквозь прозрачные веки…
Перед ними на столе из пандануса лежала неподвижная, белая фигура. Я подошел к этому уснувшему призраку и склонился к его мертвому лицу… Рарагю засмеялась…
От этого смеха погасло солнце, и я оказался во мраке…
Вдруг пронеслось ужасное дуновение: я смутно ощутил нечто жуткое… Высокие кокосовые пальмы клонились под напором таинственного ветра, под ними сидели татуированные призраки, кладбище краснело костями, шумел ветер, во мраке копошились голубые крабы-трупоеды… И тут же лежала Рарагю, ее юное тело было покрыто ее длинными черными волосами — Рарагю, с пустыми впадинами глаз, смеющаяся вечным, беззвучным смехом Тупапагу…
«О мой милый, маленький друг, о мой душистый вечерний цветок! Велико горе моего сердца, оттого что я не вижу тебя! О моя утренняя звезда, глаза мои роняют слезы, потому что ты не возвращаешься!..
Приветствую тебя именем истинного Бога!
Твой маленький друг
Рарагю».