Несмотря на то что на душе было светло, Мари не могла успокоиться. Она вновь ощущала пронзающее душу волнение, как и тогда, давно, когда страдала от безысходности, когда терпела одно поражение за другим.
Разумеется, ее ждала встреча с Корали, несколько более оживленная и шумная, чем можно было ожидать. Кора удивилась, как молодо выглядит Мари. Вот что значит жить в Париже!
Пришел Эжен, сдержанный и немного смущенный, прибежали мальчики и принялись знакомиться с Эдмоном. А потом появилась Таласса.
В какой-то миг Мари увидела в ней себя. Тот же цвет волос и глаз. Длинные тонкие руки и ноги, нескладность подростка, ничем не замутненная наивность во взоре. И пробуждавшаяся женственность. Это чувствовалось во всем: в том, как она вошла в комнату, как поправила волосы…
Мари смотрела на девочку с радостью и надеждой, а Корали — с глубокой любовью. Но на сей раз в ее взгляде не было ни ревности, ни страха.
На следующий день Мари предложила Талассе прогуляться по берегу. Она хотела, чтобы та показала ей свои любимые места.
— Удивительно, ветер имеет тот же запах, что и прежде, много лет назад, — сказала Мари, когда они шли, глядя на волны, расползавшиеся по песку, как огромное полотнище кружев.
— Вы родились здесь, как и мама? — спросила девочка.
— Да, но на Малых скалах. Мы же сестры. Тебе здесь нравится? Ты пока не стремишься в город?
— Я учусь в городе, — напомнила Таласса. — И Бертран тоже. Просто сейчас нас отпустили на лето.
— Ты не скучаешь по дому?
— Я не успеваю соскучиться. Ведь мама и папа каждую неделю забирают меня на выходные. И потом в той школе учатся многие девочки с нашего острова.
Мари внимательно смотрела на дочь. Интересный фасон платья: по-летнему открытый, причудливо вырезанный ворот украшен узкими кружевами, талия перехвачена нарядным поясом. В волосах — синяя шелковая лента, на ногах — крепкие, но изящные башмачки. Мари понимала: веселый открытый нрав Талассы говорит о том, что девочке хорошо и привольно живется в семье.
— У тебя замечательные родители, — сказала Мари, — и братья тоже.
Девочка кивнула.
Они долго гуляли по берегу океана, бродили между скал, а потом по лугу…
Воспоминания о прошлом перестали быть просто воспоминаниями в тот миг, когда Таласса впервые вложила свою руку в ладонь Мари.
— Почему вы так долго не возвращались? — поинтересовалась девочка.
Мари остановилась. Ветер слизывал слезы с ее щек.
— Не могла. Мне казалось, я не сумею противостоять боли, которая была… только моей.
Таласса смотрела непонимающе, и тогда Мари промолвила:
— Я хочу тебе сказать… Я понимаю, что, наверное, еще рано, но боюсь, если я не сделаю это сейчас, то не решусь никогда. Я обсудила это с твоей… мамой, она не против. В отличие от меня она не боится потерять твое доверие, понимание и… любовь…
Она говорила, не зная, что будет дальше, говорила, глядя на вершины скал, на океан, на то, в чем только и можно черпать успокоение, в чем стоит искать спасения. Как и в любви.
Выражение лица у Талассы было сначала растерянным, потом стало почти несчастным.
— И вы… не хотели забрать меня к себе?
Мари перевела дыхание.
— Очень хотела. Но тогда я была слишком не уверена в себе, в своем будущем. А у тебя была замечательная мама, и тебя нашел твой отец. Я боялась вырвать тебя с родной почвы, переселить в чужой мир. Хотя мой муж считал, что я неправа. И теперь, если ты сможешь меня простить, я хотела бы принимать участие в твоей судьбе. Ты можешь приехать ко мне в гости в Париж.
— Пока что я могу вам писать.
Мари улыбнулась. Больше всего она боялась, что все ее слова просто повиснут в воздухе.
— О да! Я буду очень рада!
Она прожила на острове две недели и большую часть времени старалась проводить с Талассой. Они вместе съездили на Малые скалы — к Клоду и Жанне Мелен. Корали и Эжен старались им не мешать. Эдмон носился по острову и играл со своими двоюродными братьями, а Кристиан часто стоял или сидел на берегу и смотрел на океан. Мари не знала, о чем он думает. Случалось, у него был понимающий, холодный взгляд человека, сполна изведавшего радости и горести судьбы. Но только не тогда, когда он смотрел на Мари.
И когда они плыли обратно с Малых скал, она повернулась к нему и, чувствуя на губах соленые брызги, негромко позвала:
— Кристиан!
Он отошел от борта, где стоял рядом с Эдмоном, и приблизился к Мари.
— Что ты хочешь мне сказать?
«С тобой приятно быть рядом, потому что ты умеешь дарить надежду. Я почувствовала это еще тогда, когда впервые встретила тебя», — мысленно обратилась к нему Мари. Но вслух произнесла другое:
— У нас будет ребенок. И я очень надеюсь, что родится дочь.
Он сжал ее руку:
— Мари…
— Что?
— Я хочу сказать, что это будет Мари.
— Почему? Ведь это буду не я и не… Таласса.
— И тем не менее все возвращается к нам. Так или иначе. Ты знаешь, я очень рад. Надеюсь, Эдмон тоже обрадуется. И остальные. Я люблю тебя.
Мари тут же вернула ему признание, вернула взглядом, улыбкой, прикосновением руки. Благодаря ему она перестала быть пленницей судьбы и могла просто жить и любить — безоглядно, искренне, смело, наслаждаясь настоящим и надеясь на будущее.
