Да, действительно, столь легкомысленно вступая в матримониальные отношения, его светлость даже не подозревал о связанных с ними обязательствах; справедливо и то, что он честно предупредил Геро о своем нежелании изменять ради нее собственным привычкам. Свои представления о браке виконт черпал из поведения знакомых молодых замужних дам, которые не только не отличались всепоглощающим желанием постоянно держать при себе супругов, но еще и ухитрялись – вполне в рамках приличий, естественно, – развлекаться на стороне без ведома этих покладистых джентльменов. Но уже в самом начале своей семейной эпопеи Шерри понял – Геро самым радикальным образом отличается от этих искушенных и умудренных дам. Не имея ни соответствующего воспитания, что могло бы подготовить ее к особенностям светской жизни, ни родственников, к которым она могла бы обратиться, девушка вынуждена была полагаться на своего мужа в степени, повергшей бы его в панику, знай он с самого начала о том, как все это будет выглядеть.
Уже через месяц после того, как они поселились в особняке на Хаф-Мун-стрит, виконт уразумел: его жена не более приспособлена к самостоятельному плаванию в бурном море жизни, чем котенок, как он и называл Геро. Его светлость, доселе ничего не знавший об ответственности, демонстрирующий полную неспособность направить собственную жизнь в русло устоявшихся традиций и предписаний, вдруг обнаружил себя полновластным единственным властителем дум и чувств беззащитного маленького существа. Девушка не только беспрекословно верила ему и полагалась на него в том, что он наставит ее на путь истинный, но и была убеждена: Шерри спасет ее от последствий невежества.
Мужчина с сердцем менее чувствительным, нежели у виконта, наверняка лишь пожал бы плечами да закрыл бы глаза на проблемы своей супруги. Но сердце виконта было отнюдь не бесчувственным, и точно так же, как инстинкт защитника слабых заставил его однажды всю ночь напролет обшаривать леса в окрестностях Шерингем-Плейс в поисках любимого щенка, забравшегося в кроличью нору и застрявшего в ней, так и сейчас он вынудил себя позаботиться о Геро способом, который счел наиболее подходящим.
Она всегда смотрела на него с обожанием, что называется, снизу вверх, и хотя он принимал это как должное, но никогда не упускал из виду, поэтому по мере сил старался быть добрым к ней. Шерри изумился, но при этом был тронут, когда понял, что наибольшую радость Геро доставляет возможность сопровождать его, куда бы он ни направлялся. Виконт полагал, что наступит время, и его жена перерастет эту детскую привязанность. Он забыл о том, что, когда она проявила желание выйти в свет в сопровождении лорда Ротема, инстинкт собственника повелел ему запретить ей подобную практику раз и навсегда.
Посему его светлость радовал свою жену и собственных доброжелателей, с поразительной регулярностью появляясь на Ассамблеях, и это заставило даже таких завзятых оптимистов, как леди Сефтон, уверовать, что женитьба сделает из него настоящего мужчину.
Еще одним джентльменом, который стал посещать собрания Ассамблеи чаще обыкновенного, оказался всеобщий дамский любимец, сэр Монтегю Ревесби. Да, собратья-мужчины прокатили его на выборах в члены «Вотьерза», но, несмотря на всю свою исключительность, патронессы «Олмакса» не смогли устоять перед внешностью, манерами и непринужденной легкостью, отличавшей сэра Монтегю. Будь он плебеем по рождению, то, разумеется, никакая внешность или умение вести себя не помогли бы ему изменить их августейшие воззрения, но, к счастью для него, происхождение этого молодого человека было безупречным. Критические же замечания в его адрес, отпускаемые мистером Фейкенхемом и ему подобными, обычно приписывались ревности и по большей части игнорировались. Лишь пожилые и наиболее здравомыслящие представительницы слабого пола с неодобрением взирали на все более настойчивые ухаживания сэра Монтегю за мисс Милбурн.
Ведь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что внезапно обнаружившаяся предрасположенность сэра Монтегю к танцам проистекала из его преклонения перед Несравненной. До тех пор, пока он не пополнил собой список ее поклонников, знающие люди считали лорда Ротема наиболее серьезным соперником герцога Северна. Но Ротему никогда не удавалось увести мисс Милбурн из-под самого носа его сиятельства, а сэр Монтегю проделал это с необычайной легкостью.
Быть может, Красавице пришлась не по душе самоуверенность, с которой Северн рассчитывал заполучить ее руку для немецкого вальса, быть может, намеренное легкомыслие сэра Монтегю стало для нее желанным отдохновением после страстной искренности ее более молодых воздыхателей, но очевидным было только одно – она вручила ему свою руку, оставив его сиятельство переживать горькое разочарование. Однако самомнение Северна было слишком велико, чтобы он мог позволить себе последовать примеру Джорджа: скрестить руки на груди, привалиться к стене и провожать горящим взглядом мисс Милбурн, скользящую в танце по бальной зале. Он пригласил на тур вальса другую даму, но его маневры, целью которых было держать в поле зрения мисс Милбурн, чрезвычайно позабавили некоторых людей, украдкой наблюдавших за этой маленькой комедией, среди которых оказался и милорд Шерингем. Он, коротко рассмеявшись, порекомендовал супруге, с которой танцевал, взглянуть на то, как Монти уделал Северна с Несравненной!
Его сиятельство был слишком высокопарен и напыщен, чтобы пользоваться любовью у большей части своих современников, и мысль утереть ему нос, пришлась Шерри по душе. Он поспорил со своим кузеном Ферди на то, что сделает это, поставив на кон весьма приличную сумму и условие, что не станет пытаться увести мисс Милбурн до тех пор, пока Северн вновь не начнет домогаться ее руки в танце. Виконт, благополучно передав Геро под опеку мистеру Рингвуду, который пожаловал в «Олмакс» вместе с ними, атаковал Изабеллу в тот самый момент, когда герцог склонился перед ней в чопорном поклоне.
– Могу я надеяться, мадам…
– Добрый вечер, Северн! – жизнерадостно прервал его виконт. – Кажется, сейчас мой танец, Белла!
Герцог окинул его ледяным взглядом.
– Я как раз собирался умолять мисс Милбурн оказать мне честь и подать мне свою руку, – сообщил он. – Мадам…
В глазах Шерри заплясали лукавые огоньки, и мисс Милбурн ответила ему тем же.
– О, в списке кандидатов я стою выше вас! – с неподражаемым апломбом заявил виконт. – Белла, моя сладкая, ты же не откажешь старому другу детства?
– Шерри, как можно? – подрагивающим от сдерживаемого смеха голосом сказала она, но тем не менее протянула ему руку и позволила вывести себя на середину залы. – Ты ведешь себя беспардонно! – сообщила Изабелла виконту, когда они закружились в вихре танца. – Я уже и не помню, когда в последний раз танцевала с тобой вальс!
– Это было слишком давно, клянусь честью! – не замедлил с ответом его светлость. – Ах, Белла, ты не должна была отказывать мне! Какой парой мы бы с тобой были!
Она, рассмеявшись, заявила:
– Ты стал мне нравиться только после того, как отказался жениться на мне, Шерри!
– Я? Боже милосердный, разве ты не видишь, как кровоточит мое разбитое сердце?
