Книга На неведомых тропинках. Шаг в темноту - Аня Сокол

Утро. Весеннее солнце заглядывало в окна, снег растаял два дня назад. Бабка жарила оладьи на завтрак, у меня такие пышные и румяные никогда не получались. Оладьи в моем исполнении — это плоские маленькие блинчики.

Я пила кофе, просматривая новости на новом планшете, гадая, что еще могло случиться в нашей тили-мили-тряндии. Жутко раздражали отпечатки, остающиеся от пальцев на экране, поэтому упаковка салфеток стояла рядом, еще пяток ждали своей очереди на полке. Расходовались они быстро, а я чувствовала себя параноиком, помешанным на чистоте, но остановиться не могла. В остальном новое устройство мне нравилось. Особенно то, что оно упорно ассоциировалось с магией, а не наукой, моя личная колдовская дощечка или блюдечко с наливным яблочком. Я не могла постичь, впихнуть в свою голову знание, что компьютер, перед глазами сразу вставал безвинно затоптанный охотником системный блок, уместился в планшете толщиной в полсантиметра и весом пятьсот грамм. Я не понимала, как он работает, но он мне нравился. Если бы еще не эти жирные отпечатки на экране… я снова схватилась за салфетку.

Обычное утро. Зима закончилась. Пару дней назад по лесам прокатилась охота зимних. Первая настоящая вылазка моей Алисы. Первое убийство. Первую кровь, не считая моей, она попробовала еще в садике, покусав какого-то мальчика, пытавшегося отнять у нее игрушку. Остерегайтесь брать то, что нечисть считает своим, даже если это не соответствует действительности, она реагирует хуже, чем собака, у которой пытаются вырвать кость из пасти. Дети часто кусаются. Не так много и не так сильно, но тогда дело уладили миром. Кирилл уладил. Теперь она доросла до того, чтобы отнять жизнь, не защищаясь, без принуждения, а потому, что так положено, потому что наши дети должны уметь убивать, должны уметь следовать своим инстинктам и уметь сдерживать их. Они должны знать, каким будет результат, они должны его видеть.

Какой она стала после этого? Изменилась? Я боялась, что она перестала быть моей Алисой. Что я не смогу принять то, во что она должна вырасти. Но это мои проблемы, не так ли?

Марья Николаевна поставила на стол тарелку со вкусно пахнущим завтраком, когда в дверь постучали, сначала неуверенно, потом смелее. Я прихватила кофе и открыла дверь. С зимы я стала куда спокойнее в том смысле, что неожиданные визитеры меня больше не пугали.

На пороге стояла длинноволосая брюнетка, приятные, хоть немного резковатые черты лица, внимательные черные глаза, спортивная фигура в обтягивающих джинсах и голубой водолазке. По тому, как она оценивающе оглядела меня с ног до головы, как победно вздернула голову, я догадалась, зачем она пришла. Согласна, мешковатая пижама в горошек, мохнатые разношенные шлепанцы, беспорядок на голове — неподходящий образ для встречи гостей. Но это не я к ней, а она ко мне пришла ни свет ни заря, а значит, потерпит. Они всегда приходили с утра, может, боялись передумать к вечеру, а может, хотели застать врасплох: растерянного человека оскорблять всегда легче.

— Вы Ольга Лесина? — Юный, пожалуй, слишком юный голосок.

Я присмотрелась, а ведь она совсем молоденькая, не по меркам нечисти, но по меркам людей.

— Да.

— Меня зовут Влада.

Это имя ничего мне не говорило, а, судя по возмущению на лице девушки, должно бы.

— Я ваша новая хозяйка, — она вздернула голову, что совсем не сочеталось с дрожащим голосом, — вернее, скоро стану.

— Поздравляю, — ответила я и отпила кофе. Такие спектакли разыгрываются на моем пороге с периодичностью в несколько месяцев, репертуар не меняется, один и тот же текст, разные исполнительницы. — Это все?

Девушка замерла. Почему их всегда так удивляет моя реакция? Мне что, в истерике биться? Голову пеплом посыпать? Так извините, что разочаровала. Почему каждая новая пассия Кирилла считает своим долгом заглянуть в мой дом? Я уже не плачу в подушку, я давно лишилась прав на этого мужчину и смирилась с потерей.

— Нет, не все. — Она напустила в голос строгости. — Я приказываю вам покинуть северные пределы, иначе…

— Что? — Мне было интересно, чем пригрозит эта девушка. Три предыдущие тоже хотели меня выселить, но ни одна не могла внятно объяснить зачем, если Седой в наше Юково и носа не показывает, значит, мне тут самое место.

— Кто там, дочка? — бабка подошла со спины и расплылась в белоснежной улыбке.

— Я выйду за него замуж, и вы мне не помешаете, — воинственно пообещала Влада.

— Удачи, — пожелала я, намереваясь закрыть дверь, но девушка с неожиданным проворством выставила ногу.

— Вы думаете, я такая же, как и все остальные? Я вижу это в ваших глазах. — Она покачала головой. — Раз удалось залезть в его постель, значит, дело сделано?

А она не такая дурочка, как показалось вначале.

— Я беременна! — выкрикнула Влада с триумфом в глазах.

Нет, именно такая.

— Я пойду к камням правды и объявлю об этом во всеуслышание. У него не останется выбора, кроме как взять меня на алтаре союзов и назвать ребенка наследником. Он забудет о тебе!

— У меня будет еще один внук? — влезла бабка.

Влада смешалась и посмотрела на старушку с испугом. А потом на меня. И снова на бабку. Прояснять ситуацию я не стала, пусть задумается о том, много ли она знает о человеке, которого она так стремится назвать мужем. Кирилл в постели предпочитает действия словам, не страдает ни болтливостью, ни сентиментальностью.

— Вы меня поняли? — Голос сорвался ввысь, и девушка прикусила губу маленькими аккуратными клычками.

Интересно, кто она? Не бросается, силой не кичится, хотя не видеть, что перед ней человек, не может. Угрожает? Да, но без настоящей злобы, скорее предупреждает.

— Поняли, — заверила я. — Приглашения на свадьбу не забудь прислать, — и, улучив момент, закрыла дверь.

Раньше я досматривала спектакль до конца, иначе могла бы и без двери остаться. Теперь мне стало наплевать. Раньше я была человеком. Им и осталась сейчас. Но тогда я была одиночкой, чужой, которой, непонятно по каким причинам, разрешили жить на стежке. Теперь все изменилось.

Я никогда и никому в этом не признаюсь, но я рада, что так получилось. Конечно, я прочитала целую лекцию старосте и Ефиму, больше эмоциональную, чем толковую. Высказала все, что я думаю по поводу их самоуправства и скрытности, выслушала ответную ругань и скупые объяснения. Пока я не стала опорой стежки, они не могли рисковать и разглашать сведения незнамо кому. За «незнамо кого» я обиделась и ушла домой, а там, остыв, подумав и расставив все по своим местам, вздохнула с облегчением. Я чистая, я не обладаю никакой магией, один из основателей стежки был таким же.

Я была опорой стежки, она была моей. Я в любой момент могла позвать на помощь, и тот же Ефим будет рядом в долю секунды и обрушит все доступную магию на того, кто угрожает одной из опор. Это чувство защищенности мне нравилось. Очень. Окружающие это чувствовали, тот же Семеныч щурился, как довольный кот.