Книга Шаг в небо - Сергей Слюсаренко

Пройдя немного плавными изгибами коридора, мы зашли в помещение, которое можно было назвать оранжерей. Это был, наверное, отсек отдыха или клуб. Не могу представить, как они называют свое место отдыха. Холл? Небольшой прудик с плавающими на воде цветами, наподобие кувшинок, буйство зелени вокруг пруда. Какие-то красивые растения с гигантскими листьями. Вся растительность совершенно незнакомая. Через пруд шла тропинка, вымощенная камнями, тоже, наверное, не настоящими. Эта тропинка шла дальше через зелень, и было видно, что впереди она переходит в небольшой слегка выпуклый мост. Михаил пригласил меня следовать за ним и мы, перейдя водоем, вышли на мостик. Под мостом тоже была вода, вернее имитация речушки с пологими песчаными берегами. На одном из них лежал крокодил. Ну, я решил, что это крокодил.

– Это вы частичку родины воспроизводите? – спросил я. – Лекарство от ностальгии?

– У нас не может быть ностальгии, для нас поход – родина, – произнес Михаил без всякой высокопарности. – А это – место релаксации и отдыха. И все тут ваше, земное. Хотя ничем от нашего не отличается. Вселенная едина.

– А крокодила чем кормите? – поинтересовался я.

– Землянами, которые себя плохо ведут. С мостика бросаем. Они обычно от такого падения ломают спины и крокодилу легко кушать, – без тени эмоций произнес сент. – Шучу я, шучу. Крокодил надувной. Что бы дети могли по воде покататься.

– А с вами и дети есть? – уж не наших же детей они катают.

– Уж не думаете ли вы, что мы роботы? И нас на заводе собирают? – Михаил не скрывал иронии. – Мы, как правило, с семьями путешествуем. Но пока они на главном модуле. Как здесь, на Земле, все устроится, они приедут к нам. А пока приходится время от времени их навещать. Кстати – не хотите к нам в гости? Семья будет очень рада.

– А что, разве еще не устроилось? – я парировал такой же иронией. – Что-то беспокоит? Кролики кровавые по ночам снятся? А за приглашение спасибо, как-нибудь соберусь.

– Ну, зачем же кролики? – он был непробиваем. – Мне жена снится иногда, двое моих детей… Иногда снятся сны о работе.

– А мне родители недавно приснились, – я подумал, что именно Михаил может быть виновным в их смерти или кто-то другой, из тех, кого я видел сегодня мельком. – У нас, у людей, есть примета – если приснились умершие близкие родственники, то это добрый знак. Там о тебе ТАМ думают и пытаются помочь.

– Если бы ваша авиация не начала атаковать наши разведывательные автоматы тогда, в Ялте, то никаких жертв бы не было. А так они просто защищали себя. И мы в этом не виноваты. Аппараты были беспилотные.

– Вы обо мне все знаете? – я не то чтобы удивился, просто не хотел дальше развивать эту тему.

– Ну, не очень много, в основном то, что нам рассказал ваш товарищ.

– Какой из моих товарищей вам рассказал? – я не был уверен, что ответят, но все равно узнать хотелось.

– Его зовут Пыльцын, ещё у вас его пистолетик был. Бесполезная игрушка и опасная, – сент ничуть не заботился о том, что раскрывает своего агента. – Иначе как бы мы узнали, что вы собираетесь такое интересное мероприятие организовать.

– Какое мероприятие?

– Он называл это ролевой игрой. И говорил, что вы вроде большой специалист по этому делу. И, что хотите собрать старых друзей для игры.

– Глупости он вам говорил. Да, играли мы в ролевки. Но мастером был как раз Пыльцын. Он вот перед вами прислуживался и готов был врать и предавать друзей, лишь бы …

– Да? Так вы никак не участвовали активно в организации этих игр? – В голосе Михаила прозвучало легкое сожаление.

– Я участвовал. И если бы мог, с удовольствием бы поиграл ещё, – сказал правду я. – Но время не то. Не до ролевок. А Пыльцын стукач и сука.

– Насколько я знаю, «настучал» это слово из криминального жаргона, да и «сука» тоже не очень вежливое слово – Михаил, когда пытался придать словам некую назидательность, чуть наклонял набок голову. – А Пыльцын ничего плохого не делал. Он выполнял свою служебную функцию. Вы знаете, он ведь умер. Инсульт. Очень странный случай.

– De mortuis aut bene aut nihil, – вспомнил я фразу из «словаря иностранных слов» – поэтому я промолчу. Не буду соболезновать. А почему, странный?

– Вы и латынь знаете? – Михаил посмотрел на меня слегка странно – А странный случай потому, что у него странный инсульт. Словно кто-то разорвал сосуды мозга. Не бывает так обычно. Страшный случай. Вы не знаете, он не принимал никаких наркотиков?

– Я ещё и церковно-славянский знаю, – почти соврал я – А кроме брикета он ничего не принимал.

– Да, может это пища непривычная спровоцировала – быстро согласился Михаил.

– Разве может быть такая служебная функция – предательство? – зачем я с ним спорю?

– Может быть служебная функция – поддержка порядка и сбор информации согласно служебным инструкциям, – как дебилу объяснил сент.

– А понятие «честь» в служебную функцию входить не может?

– Честь? Кто на вашей планете знает, что такое честь? – с интонациями превосходства произнес Михаил.

– Сейчас может быть уже и никто. Но я помню летчика, совсем пацана, который дрался с врагами уже тогда, когда было понятно, что сопротивление бессмысленно. Я помню моего друга Вовку, он выбрал смерть, но не покорился мерзавцу. Ещё примеры?

– Не надо патетики! Честь и гордость имеет смысл только тогда, когда есть, кому это оценить. И когда её можно отстоять. И главное – когда она приносит выгоду! А когда это просто разновидность суицида… – Сент был уверен, что в споре он победил меня.

– Честь всегда честь. Гордость всегда гордость. В этом, наверное, разница между вами и нами.

– Между нами и вами очень мало различий. И эту малость мы и пытаемся выяснить. И понять. – Голос у Михаила даже после такой стычки оставался формально дружественным, если не сказать покровительственным. – Я надеюсь, мы выясним. Пока мы этих различий не видим.

– А почему? – я решил задать этот, давно мучающий меня, вопрос. – Почему у нас нет, ну почти нет, отличий?

– Ну, считайте что отличия у нас примерно такие, которые бывают у двух братьев.

– Так почему вы называете себя людьми, но не нас?

– Потому, что мы – люди. А разобраться, кем вы стали за время разлуки, одна из наших приоритетных задач, – мне показалось, что сент сказал что-то крайне важное.

Я не ответил, промолчал, и повисла пауза. Мне было неприятно стоять на этом игрушечном мостике молча. Меня тяготило и место и молчание.

– Тихий ангел пролетел, – сказал я.

– Вот и один из признаков того, что мы все-таки разные, – Михаил задумчиво смотрел вниз на прозрачную, чуть зеленоватую воду.