Позвоните другу и назначьте часовое «писательское свидание». Являйтесь на свидание с самой удобной ручкой и чистой линованной тетрадью[62], лучше всего формата А4. Устройтесь поудобнее напротив друга, руку – к бумаге, начните писать Историю жизни.
Историю жизни лучше всего писать пятилетними периодами и уделять внимание самым значительным – для вас лично – людям и событиям. Цель этого упражнения – дать вам возможность посмотреть на свою жизнь с собственной точки зрения. Это значит, что для вас может быть важным что-то совсем другое, чем принято упоминать в официальной семейной версии. Например, в семье обычно говорят «А потом мы переехали в прекрасный загородный дом». Работая над этим заданием, вы можете внезапно осознать, что не хотели переезжать и терпеть не могли тот дом.
У Истории жизни множество достоинств. Она помогает отвоевать самоопределение и автономию. Ученики часто находят такие связи, которые не замечали в течение многих лет психотерапевтических бесед. Многие с радостью находят, что в их жизни много интересного материала. Страхи не быть «самобытным» отступают: оказывается, что само по себе бытие содержит богатый и сильный материал. Как говорила преподаватель писательского мастерства Кэрол Блай, эта методика помогает ученикам выйти за пределы вызубренной, «законсервированной» версии самих себя и обрести подлинный голос. Пишите свою Историю жизни по часу за раз.
Я настоятельно рекомендую выполнять это задание в паре. Расскажите друзьям о своих планах, звоните им, когда нуждаетесь в поддержке, планируйте писательские свидания, чтобы пройти забег до конца.
Глава 43
Право писать
Вчера ко мне на ужин приходил один Великий Писатель. Он был среди двенадцати гостей, приглашенных на жареную курицу с кукурузной начинкой, салат, булочки и домашние пироги – клубничный, персиковый и вишневый. Беседа перемещалась по столу, как корзинка с булочками, каждый по очереди брал слово, каждый чем-то делился – пока Великий Писатель не заговорил о писательстве.
– Сейчас слишком много народу взялось писать, – ворчал он. – Слишком многие хотят называться писателями. Я ради этого жил без отопления. Я страдал…
Я вежливо кивнула, намереваясь не вмешиваться. Слыхала я этот монолог. Мне были знакомы и эти «тараканы», и вся история голодающего художника – в которой, ко всему прочему, не прозвучало ни слова о жене, чтобы никто не усомнился: он со всем справился без всякой поддержки, сопереживания и радости. Я не собиралась проглатывать эту наживку. Остальные гости знали, что мое мнение сильно отличается, и то и дело многозначительно поглядывали на меня. Сойдет ли ему с рук такой снобизм? (Курицу распирало от вкуснейшей начинки, а его – от напыщенности.)
– Какое отношение страдание имеет к искусству? Причем здесь отопление? – наконец не выдержала моя дочь. Великий Писатель пропустил ее реплику мимо ушей.
– Я страдал, – продолжал он. – Я боролся, чтобы стать писателем. В мое время было именно так, выживали сильнейшие.
Гости затихли. Многие из них любили писать, но не один из них не был таким известным, как брюзга, захвативший микрофон.
Великий Писатель продолжал:
– Я не против, если кто-то пишет для самовыражения, но они не должны называть себя писателями, а свою мазню творчеством. Они не настоящие писатели. А ты, Джулия, с этой своей книгой [ «Путь художника»]… Мне все равно, пусть ее хоть четыре миллиона купят. Ею только мебель подпирать. Не нужно всем людям писать. Из-за всего этого сора в эфире хорошим писателям труднее издаваться. Писать – это не для любителей.
Ну теперь он попал.
– Мне обидно это слышать, – сказала я. – Обидно за себя и за всех остальных. Я верю, что люди имеют право писать. Писатели – не лосось, и выживают не только сильнейшие и даровитейшие. Я знаю – из своего же преподавательского опыта – что некоторые прекраснейшие голоса заглушаются зря. Обычно это жестокий учитель или родитель, какой-нибудь неприятный случай, досадное происшествие, связанное с их творчеством. И моя цель – помочь возродить эти голоса. Некоторым моим ученикам далеко за пятьдесят, они всегда хотели писать – и когда все же начинают, они пишут, как ангелы. У всех нас есть право писать.
Великий Писатель искоса смотрел на меня:
– Так что мне теперь делать? Уйти?
– Перестань быть таким ____________________ со мной, да еще и за моим столом, – сказала я. – Лучше отведай пирога.
– Нет, спасибо.
Обиженный, он удалился в гостиную дуться, пока все остальные заканчивали ужинать. Когда настал черед кофе, молодая художница присела рядом с ним. Он снова начал разглагольствовать.
– Я говорю своим студентам: Джойс был великим писателем. Ему бы я поставил «пять». А все вы заслуживаете в лучшем случае пятерку с минусом, пока не покажете мне что-то лучшее, чем Джойс, – вещал он.
