— Ты знаешь, сколько лет твоему сыну?
— Конечно же знаю.
— И?..
Матье не отвечал. Он принялся за хлебный суп, затем долго пил, а потом поинтересовался:
— Ты ее знаешь?
— Нет, но я с ней разговаривала.
— И как она тебе?
— Она живет в Лабастид, где у ее родителей свое имение.
И Марианна тут же прибавила:
— Такое же имение, какие здесь у всех. Они занимаются виноделием.
— Ах вот как! — удивился Матье.
Он умолк и продолжил ужин, вспоминая Мартина в компании его брата Виктора, когда они бегали по огромному участку в самом сердце Матиджи. Того, кто бегал быстрее, скорее догнала смерть. Мартин, долгое время остававшийся более слабым, теперь стал настоящим мужчиной. И каким красавцем! Зеленоглазым, с угловатым, потемневшим от солнца лицом, со стройной фигурой, не испорченной даже тяжелым трудом. Ему тоже выпали на долю суровые испытания. Видеть своими глазами смерть брата, бросить все, начать все заново… Матье понимал, что именно в этот вечер его сын сделал выбор в пользу будущего и новой жизни, оставляя позади прошлое и страдания. Конечно, этот выбор казался Матье слишком поспешным, но в то же время он давал успокоение.
— Сядь, — сказал он Марианне, которая, несмотря на совет Матье, часто ела стоя, никак не решаясь отказаться от этой привычки прислуживать мужчинам, как она делала с детства. Она неуверенно села возле него.
— Я подумала, что это лучшее, что могло с нами произойти.
— Я тоже так считаю, — согласился Матье. — Может, мне выпадет счастье увидеть внука перед смертью.
— Конечно, — ответила она, — и все начнется заново.
Они закончили ужин в тишине, затем Матье поднялся и позвал:
— Пойдем.
Марианна быстро убрала со стола, положила приборы в промывочный бак, служивший ей мойкой, затем присоединилась к нему и взяла его под руку. Снаружи стояла синяя ночь, густая, как бархат. Пение сверчков словно делало воздух еще насыщеннее. Звезды были совсем близко: казалось, их можно достать рукой.
— Думаешь, он нас видит? — спросил Матье.
Марианна поняла, что он говорит о Викторе.
— Надеюсь, — ответила она.
— Я бы хотел, чтобы в назначенный час он смог увидеть, как женится его брат, — добавил Матье взволнованно. — Мне кажется, он бы радовался не меньше нас.
— Да, — подтвердила Марианна. — В этот день он тоже будет радоваться.
По окончании бесконечного семестра в лицее Эдмон-Перриер Пьера приняли на первый курс бакалаврата с поздравлениями совета преподавателей. Его незаурядный талант был особенно силен в сфере математики, но хорошие отметки он получал по всем предметам, к великой радости Шарля и Матильды, мечтавших о большом будущем для сына. Жак же решил поступать в технический лицей. Но в начале этого лета все думали не об учебе, а о каникулах. Их предполагалось провести в Пюльубьере, как и обычно, в этом плоскогорном районе, знакомом им с ранних лет, куда каждый год их семья направлялась с одинаковым удовольствием.
Хоть Пьер и помогал в покосе и молотьбе, у него оставалось еще много времени, чтобы гулять по деревне, и больше не пешком, а на велосипеде, подаренном ему по случаю успешной аттестации. Он ненадолго оставлял Жака и их обычные забавы, чтобы съездить в Сен-Винсен, где было больше подростков, чем в их пустеющей деревне. Там он познакомился с мальчиками и девочками своего возраста, проводил с ними все дни за беседами и прогулками. Они уходили в лес, где играли, как будто потерялись, спускались в овраги, ведущие к берегам Дордони, и ее воды иногда отражали лучи солнца, такие яркие, что им удавалось заметить эти искры издалека. Однажды пришел день, когда Пьер остался один на один с Кристель, дочерью пекаря из Сен-Винсена, шестнадцатилетней, как и он, девушкой с темными волосами и глазами, дикой и свободной, как ветер, без остановки петляющей по самым извилистым дорожкам в самой чаще леса.
Тогда они в изнеможении присели на мох вдали от тропинки, под огромными буковыми деревьями. Лес вокруг часто дышал, задыхаясь под жаркими летними лучами. Но под деревьями, к счастью, было прохладно. И Пьер вдруг почувствовал сильное волнение от того, что был сейчас рядом с этой девочкой в одежде без рукавов, с золотистыми загорелыми плечами, подчеркнутыми еще более короткой стрижкой, не скрывающей нескольких капелек пота, выступивших на тонкой шее. Кристель тоже была взволнована, Пьер заметил это, из-за близости мальчика, ведь он был менее чем в двадцати сантиметрах от нее. Слегка опустив голову, она ворошила веточкой мох, притворяясь, что живо интересуется червячками и жуками, копошащимися в нем. Пьер ничего не знал о девочках, об их мечтах и секретах, кроме того, что приходилось слышать в лицее и что совсем не украшало его собственных представлений. Нашептываемые на занятиях истории, слишком грубые, мало походили на его собственные надежды, и он инстинктивно не воспринимал их как правдивые.
Но на изолированной от всего мира лесной поляне Пьер, не робея, положил руку на едва вздрогнувшие плечи. Кристель ничего не сказала, продолжая ворошить мох с надутым видом, но не выражала протеста. Тогда Пьер обнял ее за плечи, насколько позволяла рука, прижал ее к себе, и вдруг девушка неожиданно подняла к нему лицо с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Пьер склонился над ней и поцеловал. Она пахла мукой и свежей выпечкой. Даже если это и продлилось только мгновение, он знал, что этот миг станет для него незабываемым, так же как и этот лес, и запах деревьев навсегда оставят в его памяти воспоминание об этой прекрасной девочке.
Как только их губы разъединились, Кристель, в полном смущении, немного отодвинулась от юноши, оставаясь для него все такой же непонятной. Она поднялась и отправилась в путь. Пьеру больше ничего и не требовалось. Он только что узнал нечто намного более значительнее, чем то, с чем встречался раньше, и красота, серьезность этого новшества его немного пугали. Ему нужно было свыкнуться с новыми ощущениями. И ей, несомненно, тоже, потому что она шла впереди, не оборачивалась, но и дожидалась его в то же время, наслаждаясь его присутствием и не одаривая его больше ничем, кроме разве что негласного обещания, о котором он догадывался.
Пьер почти не удивился, когда они быстро вышли на дорогу к дому, и спрашивал себя, а не специально ли завела она его так далеко, чтобы сделать вид, что они заблудились, но тут же отогнал эту недостойную мысль. Неожиданно они услышали крики впереди на дороге. Их разыскивали остальные. Однако прежде чем показаться из чащи, Пьер задержал Кристель за руку, и она не сопротивлялась. Они оказались лицом к лицу, и он на миг поймал ее взволнованный взгляд. Она позволила обнять себя, положила голову ему на плечо, затем очень быстро отстранилась и побежала прочь.
Выйдя на дорогу, она снова стала спокойной, но Пьер никак не мог совладать с собой. Ему казалось, что друзья странно на него посматривают. И в этом не было ничего удивительного, ведь он сильно изменился. После долгого молчания они продолжили путь. Даже в тени их дорогу, как казалось Пьеру, озарял свет. В этот незабываемый полдень поездка на велосипеде в Сен-Винсен казалась ему полетом. Кристель крутила педали впереди него, и он смотрел на ее развевающееся над коленями платье, на слегка покачивающиеся плечи цвета абрикоса, представлял ее губы, тающие от прикосновения его губ, и чувствовал, как в груди колотилось обезумевшее сердце.
